Главный конструктор приехал на аэродром...
Лавочкин вошел в комнату, в которой производилась расшифровка записей
самопишущих приборов и обработка результатов полета, снял свое длинное кожаное
пальто и сел за стол. Тогда-то я и увидел его впервые. Перед ним положили
несколько листков миллиметровки с только что нанесенными на них карандашом
свежими, «тепленькими» экспериментальными точками, привезенными из полетов,
после которых буквально не успели еще остыть моторы.
Семен Алексеевич неторопливо просмотрел графики, подумал и ровным голосом
высказал несколько замечаний, которые, в сущности, еще нельзя было даже назвать
выводами. Скорее, чем-то вроде пунктирной дорожки к ним.
— Так что же, Семен Алексеевич, — спросил один из стоявших вокруг
стола инженеров, — вы думаете, что...
— Я еще ничего не думаю, — перебил его Лавочкин, — я только
рассуждаю.
Впоследствии я не раз слышал эту фразу. Он не любил — во всяком случае,
при анализе экспериментальных данных — того, что именовал «вольным полетом
фантазии», которая сама по себе, конечно, очень хороша и даже прямо необходима,
но... на других этапах создания новой машины. А сейчас, в ходе испытаний, он
хотел фактов — четких, бесспорных, не вызывающих ни малейших сомнений
фактов. И выводов — столь же бесспорных, единственно возможных, непреложно
из этих фактов вытекающих.
* * *
Все это было весной 1941 года, за несколько месяцев до начала войны.
Предгрозовая обстановка чувствовалась в те месяцы повсюду, а в авиации,
пожалуй, острее, чем где бы то ни было. Срочно проводилось в жизнь заметно
запоздавшее, но тем более необходимое перевооружение наших военно-воздушных сил
на современные образцы самолетов, в первую очередь — истребителей. На нашем
аэродроме летало сразу три новых типа таких машин — узких, стремительных,
тонкокрылых, по тем временам сверхскоростных: МиГ-3, Як-1 и ЛаГГ-3. Последний
был создан коллективом, которым руководил С. А. Лавочкин совместно с М. И.
Гудковым и В. П. Горбуновым.
Все три новых самолета сыграли немалую роль в воздушных боях первых, самых
тяжелых месяцев Великой Отечественной войны.
Но в дни, о которых идет речь, они еще испытывались. И, как всегда — от
момента взлета первого в истории человечества самолета до нашего времени, —
в ходе испытаний выявлялись недостатки: мелкие и крупные, явно бросавшиеся в
глаза и до поры до времени скрытые, легко устранимые и требовавшие существенных
конструктивных переделок... Так неизменно бывает при испытаниях любого самолета,
так было и тогда.
