Среднего роста, худощавая, но широкая в кости, Говоркова еще со школы отличалась напористостью и стремлением стоять на своем. Эта черноволосая, голубоглазая донская казачка с правильными, но довольно резкими, как и ее характер, чертами лица и гортанным малороссийским выговором почти не изменилась за последние три года. Раньше мы встречались довольно часто, в основном на улицах Тарасова.
— Пообщаемся? — Я лукаво приподняла брови.
— Заходи. — Она наконец улыбнулась и закрыла за мной дверь.
— Галина Александровна, добрый вечер, — уважительно поздоровалась я с Лидкиной мамой, преподававшей нам в школе математику, а теперь находившейся на заслуженном отдыхе.
— Танечка, здравствуй, — Галина Александровна радостно улыбнулась. — Давненько ты к нам не заглядывала.
— Таня очень занятой человек, мама, — сказала Лида, приглашая меня на кухню.
Я заметила, что в квартире появились новая мебель, современные обои, линолеум под паркет, на кухне вместо потертой «Бирюсы» высился «Стинол», не говоря уже о разного рода «тефалях» и «мулинексах».
— Я тут прихватила с собой… — доставая из пакета бутылку «Ахашени», сказала я. — Не возражаешь?
Лидка не возражала. Она вынула из настенного шкафа фужеры, из холодильника — сыр и ветчину.
— Ветчину можешь убрать, под грузинское вино достаточно одного сыра.
— Давно ты стала таким гурманом? — хохотнула Лидка, но ветчину не убрала.
— Ладно, как хочешь. — Я поудобнее устроилась за столом.
— А ты, никак, по делу пришла? — Лидка посмотрела на меня из-под широких черных бровей.
— Катька уже растрепалась?
— Еле отвязалась от нее, — она с усмешкой покачала головой. — Я тоже люблю поговорить, но Катька — это прям Везувий какой-то.
Я понимающе посмотрела на нее.
— Штопор-то у тебя найдется, надеюсь?
— Да у меня самый лучший штопор в мире, — она протянула мне сверкающий никелированный прибор и гордо подбоченилась.
Разлив вино по фужерам, Лидка села напротив меня, подперев голову ладонью.
— Ну, говори, что тебя интересует?
— Самое главное, где ты была, когда услышала крик Сергея о помощи.
Она сделала несколько глотков вина, посмотрела на фужер и, подняв на меня глаза, сказала:
— Я была в душе.
— Одна?
Она глубоко вздохнула.
— Одна.
— Кто уже был на месте происшествия, когда ты туда пришла?
— После меня подошли только Лужина и Верещагин, — она сделала еще несколько глотков.
— Эта Лужина — подруга Беркутова?
— Вроде того, — Лидка была что-то чересчур лаконичной.
— Ты не знаешь, кто она такая, эта Лужина?
