— Что, милый? — спросила я, немного растягивая слова и придавая своему взору томность, граничащую с глупостью. — Ты что-то сказал?
— Восхищаюсь, — буркнул он. — Вместо самой очаровательной особы, какую мне когда-либо доводилось встретить, передо мной обыкновенная уличная красотка.
— Фу, какой ты грубый, — проговорила я, кокетливо тараща глаза. — В конце концов, вы же обещали на мне жениться! А теперь, значит, на попятный!
Он застыл, пытаясь понять, насколько серьезно я говорю. Только что восхищался моей врожденной склонностью к черному юмору — и вот вам пожалуйста! Нет, я никогда не научусь понимать мужчин!
— Такие нелогичные особы эти мужики, — задумчиво проговорила я. — Сашенька, дружок! Проснись, утро на дворе! Это я, твоя любимая Татьяна! Ау…
— Прости, я тебя не понял.
— Ну конечно. Вы сразу перестаете понимать нас, стоит только намекнуть вам о браке, — продолжала я измываться над несчастным. — Кстати, как ты считаешь, гожусь я в топ-модели?
— Годишься, — проворчал он.
— Только не думай, что ты отмазался от женитьбы, противный!
Наконец-то он был повержен: сияние на его лице сменилось мрачным сарказмом. Я отомстила за себя и радовалась этому.
Схватив маленькую сумочку, я влезла в ужасающие туфли на высоком каблуке, и мы двинулись к моей машине.
* * *
Мои соседи уже настолько привыкли, что их давно перестала удивлять моя нездоровая склонность к перемене внешности.
Когда я появилась в дверях подъезда с капризно надутыми ярко-малиновыми губками, с подвитой челочкой и на этих ужасных каблучищах, они отреагировали куда спокойнее, чем мой спутник.
— Здравствуйте, Тамара Андреевна, — кивнула я соседке снизу, которая мирно прогуливала во дворике свою болонку Доню.
— А, Танечка, здравствуй, миленькая! — приветливо улыбнулась мне дама. — Ты помолодела.
Сашка хмыкнул.
— Они что, и в темноте видят? — поинтересовался он, когда мы сели в машину.
— Просто они умные люди и способны разглядеть суть. А ты жалкое ничтожество, не способное понять мою душу.
Сашка рассмеялся и буркнул, что я весьма удачно свою душу замаскировала. Впрочем, очень скоро он привык к моей внешности, и мы вполне благополучно доехали. Правда, входя в образ, я помучила его тем, что включила радио на волне «русского», где как раз напевал Влад Сташевский, коему я начала подпевать. От моего пения у бедного Александра окончательно испортилось настроение, и он несколько раз неодобрительно поглядывал в мою сторону.
— Ну, вот и редакция, — сообщила я, когда из-за угла выплыла старая развалина, на фасаде которой гордо значилось: «Тарасовский проспект».
