Развернув оба знамени – и красное с золотым львом, и черное без всяких знаков – спускаются они по склону к Винным воротам.
Бокерцы смеются им в лицо, плюют под ноги, бросают грязью в спину.
Симон со своими баронами выходит им навстречу, за палисад. Смотрит, слегка щуря глаза, как открываются ворота и показываются – сперва знамена, затем люди.
Один за другим выходят они на равнину. Следом несутся выкрики и хохот. Франки словно не замечают.
Опережая знаменосцев, скорым шагом подходит к Симону Ламберт де Лимуа и, остановившись, преклоняет колено.
Обеими руками поднимает его Симон.
Ламберт сделался совсем тощим, одни мослы – настоящий Мессир Смерть. Лицо у него усохло, стало маленьким, каким-то старушечьим, только хрящеватый нос упрямо торчит – почему-то вбок, будто сломанный.
– Я рад вас видеть, – говорит Симон тихо.
Ламберт де Лимуа улыбается.
– Я тоже, мессир.
сентябрь – октябрь 1216 года
Снова Ним – в горьком воздухе ранней осени. Отступление. Проклятье, отступление!
Старый лев пятится, исхлестав себя по ребрам. Слегка приоткрыты крупные, желтые клыки, утроба исторгает гулкое ворчание. Впервые в жизни отходит от добычи этот зверь, унося на языке привкус ее крови.
По сухим дорогам гремят железными ободами телеги. Большие колеса волокут на себе мешки с подсохшим хлебом – последнее, что взяли с ощипанных бокерских вилланов. Хуже мешков – бессильно простертые люди, перемолоченные осадой: у кого в боку стрела, у кого воспалилась худая рана.
Симон подгоняет: быстрей!
Симон спешит в Тулузу.
От грохота тележных колес больно в ушах. Ламберт, наголодавшийся, черный, как сарацин, горбится в седле – груда крупных мослов под рваным плащом. Ради Ламберта Симон обидел конного сержанта: согнал с лошади, заставил пешим трястись за телегой.
Пешими идут многие – даже из тех, кто к такому вовсе не привычен. Лошадей не хватает. Какие пали, каких съели. Деревни между Нимом и Бокером, сколько их было, все раздеты догола трехмесячной осадой; там уж и взять нечего.
Тех мужланов, что забрали в армию Монфора в начале лета, теперь милостиво разогнали по домам: ступайте себе, мужланы.
На второй день армия входит в Ним.
Городу теперь печаль и забота: как бы поскорей выпроводить Симона с его сворой. Симон и сам рвется в Тулузу: беспокойно ему очень. Городским старшинам отдается повеление: добыть лошадей, числом не менее ста, но таких, чтобы могли свезти на себе всадника в кольчуге. Фуража доставить – на пять дней, с запасом. Для трехсот человек – провизии на три дня. Нагрузить на телеги. Коли телег недостанет, значит, добавить телег.
