– Они хотят нас сбросить с горы? – спросила Мира.
– Здесь нет гор и обрывов.
– А что это?
– Яма. Может быть, они хотят нас закопать. Но нам не страшно.
– А воздух?
– А что воздух?
– Мы задохнемся.
– Мы задохнемся еще раньше, – сказал Валин, – если они забьют воздушные фильтры. Надо что-то делать.
В этот момент запахло гарью.
Очень скоро она поняла, что темнота ее союзница. В темноте клон был слеп, а единственный глаз инфрашлема позволял сносно различать предметы. Сам же клон ярко светился в инфрадиапазоне. Она видела своего врага, оставаясь невидимкой.
Клон волновался все сильнее. Вначале это, абсолютно безумное, но могучее существо стало терзать тело своей предшественницы, и так сильно, что даже сорвало его с цепи. Потом начало царапать стены и выть. В этой большой прямоугольной комнате с низким потолком было невозможно спятаться. Никакой мебели, кроме нескольких скамеек, никаких крупных предметов, никаких укромных мест. После этого клон стал строить гнездо. Он выломал скамейки и соорудил из-них что-то вроде ограды или шалаша. Несколько минут все было спокойно.
Потом послышались удары в стену. Били чем-то очень тяжелым. Вскоре вывалился первый камень и в пролом брызнул яркий свет.
Это было окно, когда-то давно заложенное кирпичом. Кирпичи вываливались один за другим. Она вытащила уже бесполезную балку, до сих пор запиравшую дверь, и стала у пролома. Ей совсем не было страшно. Как только нечто черное попыталось просунуться внутрь, она ударила его изо всех сил. Она чувствоввала только ярость, горячую, обжигающую плотную ярость. Ярость сладкую, как леденец.
Когда заскрипел рычаг, открылась дверь и целый десяток врагов ввалились в бункер, она продолжала драться. Когда ей на голову накинули мешок, она продолжала драться. Она продолжала драться даже тогда, когда множество мерзких рук тащили ее в неизвестном направлении, то вверх, то вниз, то вправо, то влево, передавали другим руками, сжимали, переворачивали, обматывали чем-то и, наконец, бросили.
Она лежала в темноте, на чем-то мягком и пахучем, напоминающем прелую солому или подстилку для лабораторных мышей. На ее голове был мешок; она не могла двигаться, потому что руки и ноги ей связали какими-то полотенцами. Она не видела, но продолжала слышать: движение вокруг не прекращалось, но, кажется, ею пока перестали интересоваться. Ноги пробегали мимо и даже порой переступали через нее. Несколько раз слышался звон разбитого стекла, потом отдаленный выстрел и вслед на ним визг.
