– Не делайте этого, – сказал господин в очках и в черной щетине по всему лицу (господин был на голову выше Валерия), – я вам очень не советую этого делать.
– А если сделаю?
Господин пожал плечами и отошел. Сзади стоял еще один точно такой же, будто отштампованный на том же прессе.
Валерий сделал и выиграл двадцать три миллиона, с копейками. Рисковать дальше не стоило.
Он возвращался по пустой и гулкой улице, состоявшей из из каменной стены справа и стены розовых трехэтажек слева.
Улица заворачивала, но не так, как это делают нормальные улицы, а постепенно, в сто метров по чайной ложке. Деревья росли только с одной стороны, у домов, и все чахлики, такие пыльные, что хотелось чихать. Валерий шел и слышал шаги за спиной. Шаги не отставали и не приближались. Он пошел быстрее, но вдруг остановился: улица делала первый нормальный поворот и на углу стоял господин в очках и щетине. Шаги за спиной приблизились.
– Деньги?
– Вот.
– Спасибо, – очень вежливо сказал господил и сам понял, что сморозил глупость.
Господин пересчитал.
– На этот раз прощаю. Новичкам должно везти. Но если увижу еще раз, не обижайся.
– Послушайте, – сказал Валерий, – я могу быть полезен. Я умею отгадывать номера. Вы же видели!
Господин вынул из кармана программку и карандашик:
– Пятьсот тысяч.
– А если я угадаю все?
– Если ты угадаешь все, то я тебя найду сам.
Снова звучит тема смерти.
Позавчера утром, проезжая в метро станцию «Московская», он увидел, что на скамейке лежит мертвая женщина. Поверх тела было накинуто покрывало, лицо открыто – в нем что-то осматривал врач. Рядом стояли два милицейских истукана. В тот же день вечером, на той же станции, он увидел другое мертвое тело, на сей раз полностью прикрытое серой материей (торчали одни ступни). Милицейских истуканов было четыре. Он купил белый цветок (тот самый, который выбросил сегодня), но не подарил его Людмиле, было не до того: умерла кошка Барсик, наевшись чего-то на улице и прострадав всего два часа. Так быстро, что Людмила не подумала о ветеринаре. И цветок – цветок тоже умер. Жизнь напоминает симфонию – и если начинает звучать тема смерти, то она не ограничевается одним звуком.
Для кого звучит эта тема сейчас? Однажды Людмила приснилась себе в виде бабочки. Бабочка… Нет, теперь она лучше всего представляется в виде гусеницы. А по отношению к гусенице невозможна даже жалость (хотя и гусеницам бывает больно или страшно), а только брезгливоть. Ужасно. Никакой жалости, а самое оправданное – раздавить.
