– Можно не задавать таких вопросов?
– Что же делать, если я сомневаюсь?
– Боже мой, – сказал Валерий, – мы прожили с тобой целый месяц без сцен.
– А я целый месяц без сцены, – ответила Люда. – я страшно соскучилась. Не выводи меня. Сейчас будет пьеса в трех актах и семи картинах.
– Прикрути звук, пожалуйста.
Людмила замолчала. На ее лбу пульсировала жилка, слева, тонкая, извилистая, как русло равнинной реки на карте.
– Извини.
– Я виноват сам, – сказал Валерий, – я попробую что-то сделать.
Он встал и начал одеваться. Людмина следила недобрым взглядом.
– Ты меня не поцелуешь? – спросила она.
Он подошел и молча поцеловал вдруг вздрогнувшие губы.
– Помнишь, ты спрашивал, чтобы я сделала, если бы ты решил меня обмануть?
– Не помню.
– Так вот, вначале я бы выследила вас, а потом бы набила ей морду, вот просто так: весомо, грубо и зримо. И что бы ты ни сделал тосле этого, ты бы все равно остался со мной.
– Ты на это способна?
– Я проделывала это дважды. Дважды на самом деле и не помню сколько раз на сцене. Был такой спектакль: «Ветер в гривах». Я там играла лошадь.
– Ты была очень убедительна в этой роли, – сказал Валерий.
Нет, он этого не сказал.
В подземном переходе сидела бабища и раскрикивала благую весть о самой лучшей лотерее «Виктория». Настроение было гнусным. Валерий попробовал и с третьего раз выиграл сто тысяч. Первые два вытягивал призовую игру.
– У вас разве нет больших выигрышей? – спросил он и посмотрел бабище в глаза.
– Есть, но никто не выигрывает, – сказала она мягко и снова включила мегафонный голос.
– А где выигрывают?
– Тебе много надо?
– Много.
– Если возьмешь много, могут руки отрезать. Ты не боишься?
– Боюсь.
Бабища смотрела почти нежно.
– Когда надумаешь, приходи ко мне. Тебе повезло, что на меня напал.
– А нельзя как-нибудь по простому, чтоб рук не отрезали?
– Хочешь выиграть – иди на ипподром. Повезет, если везучий.
Ипподром стоял на окраине: загадочное место, трижды проклятое матерью – однажды отец проиграл там зарплату.
Валерий неплохо помнил тот день (хотя, по расчетам, ему было тогда всего четыре): синие трибуны, спокойные зрители, прохладный день и матовые от росы железные поручни, программки, игрушечные лошадки бегают кругами, почерневший злой отец на обратном пути, пятна на лице матери – в этом воспоминании она уже не была молодой.
И вот следующий виток спирали.
Первые три забега он только следил за лошадьми и за разговорами сидевших сзади. Назывались имена лошадей, цифры, номера забегов и слова из здешней эзотерики – какие-то двойные ординары и прочий бред. В четвертом забеге он что-то поставил и что-то выиграл. Потом был перерыв. Больше всего Валерия удивляло, что кобылы ценятся наравне с жеребцами – жеребцы ведь должны быть сильнее. После перерыва он поставил и выиграл снова.
