«Ты угадал! Она мне нужна! Ты и она! Вы поможете мне возродиться из тьмы! Мне надоело быть скелетом, мне нужна плоть, нужна сила. Мне нужны такие, как вы! Остальные не в счет! Остальные всего лишь добыча! Мои послушные марионетки!»
– Ты что-нибудь видишь? – звенящим шепотом спросила Наташа. – Здесь ужасно темно!
Филька постарался, чтобы его голос звучал уверенно. Это оказалось непростой задачей. Совсем непростой.
– Вижу. Не волнуйся. Только держись за меня… и вот еще что…
– Что?
– Ты того… закутай чем-нибудь горло! – выпалил мальчик.
Рука Наташи, сжимавшая его плечо, вздрогнула.
– Зачем?
– Затем! Просто закутай и не задавай вопросов! – огрызнулся Хитров.
Не мог же он сказать: «Потому что твое горло светится и разжигает его аппетит. Аппетит графа Дракулы! И мой, кстати, тоже».
По тому, как потускнел розово-алый кокон, Филька понял, что Наташа подняла воротник.
Клыки Хитрова перестали зудеть. Мальчику стало чуть спокойнее. Теперь он уже не боялся.
Во всяком случае, он больше не боялся себя…
Они дошли уже до середины этажа, как вдруг наверху, над их головами, что-то с шумом обрушилось. Потолок содрогнулся.
Филька вскинул голову.
– Он там! Он наверху! – прошептал он.
Граф Дракула был где-то рядом. Прямо над ними. На втором или третьем этаже. Граф насмехался. Он призывал их к себе.
Филька напрягся. Его вновь окатила ледяная волна ужаса. Захотелось завопить что есть силы и бежать, не разбирая дороги.
«Не бойся! Главное – не трусить! Это битва не силы! Это битва мужества!» – вспомнил он слова Витьки.
Их брат сказал ему два года назад. Тогда они с Петькой Мокренко еще не были друзьями и дрались почти каждый день. И, разумеется, Филька всякий раз оказывался в роли боксерской груши. Не вылезал из синяков.
Тогда он выдержал. Победил Петьку морально. Заставил уважать себя.
«Это битва не силы. Это битва мужества!» – прошептал он.
Ты проиграешь эту битву! Я заставлю тебя стать вампиром! Ты – юный граф Дракула! Ты избран тьмой!
2
Раздевалка была не заперта. Филька это знал наверняка, как, впрочем, и вся школа. Не так давно кто-то забил ее замок спичками, и дверь пришлось взламывать. Стафилококк тогда носился по классам и метал громы и молнии, требуя, чтобы виновный сам признался.
Виновный, разумеется, не спешил являться с повинной, хотя Стафилококк и называл его во всеуслышание трусом. Сложно сказать, был ли таинственный злоумышленник трусом или не был, но едва врезали новый замок, как и он в первый же день оказался испорчен. Это был явный вызов Стафилококку.
