А потом пришел дрессировщик, надел на ослабевшую тигрицу ошейник и увел ее в цирк, где заставил прыгать через кольца. Это был опытный дрессировщик, который, хоть и курил опиум, отлично знал, что поймать самую умную и сильную в джунглях тигрицу можно только на самую паршивую, самую ничтожную мышеловку…
Тигрица и мышеловка
В то утро у Мефа едва хватило терпения, чтобы прочитать требуемое количество страниц. Никогда прежде книги из Тартара не вызывали у него такого раздражения. Схемы, имена, даты, формулы ядов, анатомические пособия… Кто, кого, когда, зачем и почему убил, обжулил, предал… О небо! Когда же закончится это скучное однообразие! Хотя – стоп! – о небе думать опасно, а то руна выпотрошенного школяра живо тобой займется.
Наконец он захлопнул книгу и, с немалым удивлением убедившись, что у руны школяра к нему претензий нет (если она, конечно, не отложила их до более подходящего случая), стал одеваться.
Пятью минутами позже заглянувший Мошкин сидел в комнате у Мефа и, обхватив колени, смотрел, как Меф босиком шлепает по паркету, сбрасывая со стульев рубашки и свитера. Стекла в рамах дрожали. Они, как барометр, первые улавливали нетерпение хозяина.
– Что ты ищешь? – спросил Мошкин.
На его бледном лице боролись два великих неразрешимых вопроса: откуда все берется и куда все девается.
– Чистые носки… – ворчливо ответил Меф.
Он наконец выудил их из кучи вещей и подозрительно оглядел, что-то вспоминая.
– Ну как, чистые? – с мужским сочувствием спросил Евгеша.
У каждого сына Адама раз пять в месяц бывают подобные проблемы.
– Условно чистые… – кратко ответил Меф, закрывая тему.
Евгеша часто заглядывал к Мефу в последнее время. Евгеше было одиноко, а одинокому человеку, как одинокому кораблю, порой нужна гавань.
– Хочешь, что-то расскажу? – предложил Мошкин.
– Валяй! – разрешил Меф.
– Вообрази: поднимаюсь сейчас к тебе, а навстречу мне по лестнице человек. Зажатый какой-то, неуверенный, на побитую дворнягу похож. Лицо в каких-то жилках. Я отодвинулся, пропускаю его, и он, смотрю, отодвинулся. Я ни с места – и он ни с места. Такой два часа стоять будет, но первый не пройдет. Я ему ручкой, и он мне ручкой… «Ах ты, думаю, кисляй!» Шагаю к дверям, и он мне в ту же секунду навстречу… Веришь?
– Ты что, первый раз на лестнице, что ли? Там Арей зеркало дурацкое повесил, – сказал Меф.
Мошкин подался вперед.
– Так ты сразу догадался? Но неужели я правда… на собаку? А, ну и шут с ним!
После встречи со златокрылыми Мошкин ощущал себя разбитым. Сверкающий взгляд мистической воблы даже сейчас, сутки спустя, продолжал туманить ему мозг нездешними видениями. Хвосты появлялись и пропадали несколько раз в день, всякий раз, когда усиливалась метель.
