– Не думаю, чтобы ты могла судить, чего я боюсь и чего нет.
Чем суше держалась Салли, тем больше распалялась Руфь. Щеки у нее горели.
– Ты всего боишься, – сказала она, – боишься, как бы не упустить чего-нибудь. И в этой алчности – твое обаяние. Потому-то мы все и любим тебя.
– Как вы можете меня любить? – сказала Салли. И, точно собираясь отразить нападение, поднялась; Руфь бессознательно тоже встала и, словно обездоленный ребенок, словно мать, которая во сне видит себя одновременно и ребенком, вдруг обняла эту женщину, стоявшую у края стола, испещренного кругами от кофейных чашек. Тело Салли было чужое, крепкое, широкое. Обе тотчас отстранились друг от друга; объятие лишь утвердило взаимную убежденность, что они – враги,
Лак, и белая краска, и металл, и солнце на кухне Салли вздыбились вокруг Руфи занесенными кинжалами, когда она попыталась объяснить:
– Тебе нужно больше, чем всем нам. Тебе нужна твоя новая мебель, твои наряды, твои поездки на Карибское море и в Мон-Тремблан. Мне кажется, ты не отдаешь себе отчета в том, сколь неустойчиво положение Джерри, Он ненавидит то, чем занимается. Я давно уговариваю его уйти с работы. Он ведь не Ричард. Ричард может наделать кучу ошибок – деньги все равно останутся при нем.
Продолжая стоять у стола, Салли водила пальцем по завитку в ореховом дереве – туда-сюда, туда-сюда. Ровным голосом она сказала:
– По-моему, ты не очень хорошо нар знаешь,
– Я знаю вас лучше, чем ты думаешь. Я знаю, что Ричард не расщедрится.
Веки у Салли были все еще красные: она казалась крупной, хорошо сложенной девочкой, которая вот-вот расплачется.
– Я говорила Джерри, – сказала Салли, – что он себя доконает, если попробует содержать двух женщин.
– Тем самым ты только подстегнула его. После таких слов он станет из кожи вон лезть, лишь бы доказать, что все может.
– По-моему, ты очень снисходительна к Джерри.
– Я ведь знаю его чуть дольше, чем два-три месяца.
– Послушай, Руфь, нам не к чему ссориться. Что мы думаем друг о друге – не имеет значения. Решать должен Джерри.
– А он ничего не решит. Пока мы обе при нем, ничего он не решит. Это мы должны решать.
– Да как же мы можем?
Вопрос Салли прозвучал так искренне, так беспомощно и с такой надеждой, что Руфь ответила ей само собою напрашивавшимся выводом, как это делает пастор, закругляя проповедь:
– Откажись от него на время. Не встречайся с ним и ради Бога перестань ему звонить. Оставь его в покое до конца лета. А в сентябре, если он по-прежнему захочет быть с тобой, – забирай его. И черт с ним совсем.
