– Эй! Джерри? Если я тебя кое о чем спрошу, ты мне скажешь по-честному?
– Конечно. Ты приняла таблетку?
– Только что приняла и решила позвонить тебе, пока она не подействовала. Хотелось услышать твой голос, прежде чем отключусь. Не будешь на меня сердиться?
– Почему я должен на тебя сердиться? Я чувствую себя ужасно от того, что нахожусь далеко. Ричард не вернулся?
– Нет и не вернется. – Салли произнесла это как-то по-старомодному, чуть в нос: так соседки когда-то выговаривали ему за то, что он топчет траву на их лужайках.
– Спрашивай же, – сказал он.
– Ты не сердишься, что я ему сказала?
– Об этом ты и хотела меня спросить?
– Вроде бы.
– Нет, не сержусь, конечно, нет. Я-то ведь сказал еще несколько месяцев тому назад, так что тебе за мной не угнаться.
– Ты все-таки сердишься, – сказала она. – Я так и подумала, еще когда раньше тебе звонила, что ты сердишься.
– Я немножко дохлый, – признался он. – Завтра буду в форме. По-моему, ты очень храбрая и достаточно долго все скрывала, и я очень тебе признателен. Ты дала мне большую фору. В конце-то концов ведь он сам обнаружил телефонные счета.
– Да, но я умела нагнать туману кое в чем и похуже. Я просто очень устала. Кстати, Джерри! Знаешь, что еще случилось? Это в самом деле ужасно.
– Что еще, солнышко?
– Ты меня возненавидишь.
Ему надоело говорить “нет”, и он промолчал.
Тогда она сказала:
– Я солгала ему. Я ему сказала, что мы никогда...
– Что – никогда?
– Я сказала, что мы никогда не спали у нас в доме. Я подумала, что это было бы слишком ужасно при его самолюбии. Ну, разве не глупо?
– Нет, не глупо.
– Я сумасшедшая?
– Нет.
– Пожалуйста, не говори ему. Если мы все пойдем в суд, там я признаюсь, но только ты, пожалуйста, ему не говори. Это ведь не твой дом, Джерри. – Таблетка начала действовать, и она говорила как-то странно.
– А зачем, собственно, мне это нужно? – сказал он. – Чем меньше мне придется с ним говорить, тем лучше.
– Он так уязвлен в своем самолюбии.
– Ну, такое впечатление он постарался создать у тебя. И сейчас он старательно ведет к тому, чтобы все почувствовали себя виноватыми.
– Обещаешь, что не скажешь ему?
– Обещаю.
– Вот я, к примеру, очень многое никогда не скажу Руфи. Интимное.
– Я же сказал: обещаю. Ты думаешь, ты сможешь заснуть? Сколько сейчас, черт возьми, времени?
– Эй?
– Да?
– Помнишь, тогда, в Вашингтоне, на тебя напала бессонница? Я никак не могла понять, что тебя так мучило. А теперь знаю.
– Жизнь – мучительная штука, – изрек он. Она рассмеялась.
