В Париж герцог прибыл на рассвете, утомленный стремительной ездой. Он, несмотря на то что уже был наместником в отдаленной провинции, привык жить в Париже. Он даже серьезно уверял всех, что не может жить нигде, кроме как в Париже. Еще в дороге он послал нарочного с запиской к маркизе, чтобы предупредить ее о своем визите. Поспешно стряхнув с себя дорожную пыль и сменив платье, он немедленно отправился в Версаль, чтобы застать свою подругу за lever [8] и не пропустить этой прелестнейшей ежеутренней сцены, собиравшей у влиятельной фаворитки многочисленных поклонников и просителей. Герцог сгорал от нетерпения, стремясь как можно скорее оказаться в ее покоях. Но когда он уже на пороге ее комнаты почувствовал нежный запах духов Ренет, который всегда оказывал на него чарующее действие, он вдруг опять ощутил необыкновенно сильный прилив какого-то смутного беспокойства. Он помедлил немного, еще не решаясь войти, но слуга уже учтиво распахнул двери перед хорошо знакомым гостем.
Маркиза сидела перед туалетным столиком и была занята прической. На ней было великолепное неглиже, с глубоким вырезом на груди, без рукавов, так что гости могли любоваться ее прекрасными, точеными руками. День был тусклым, и слуги зажгли свечи; от них по всей комнате, полной людей, разлился теплый золотистый свет. Гости, одни с назойливой любезностью, другие с умильно-нежными вздохами, теснились вокруг своего кумира. Одни спешили подать ее камеристке заколку для волос, чтобы удостоиться чести принять участие в туалете всемогущей фаворитки, другие, стоя поодаль с прошениями в руках, ждали знака маркизы, чтобы смиренно вручить их ей. Но хозяйка, казалось, были совершенно занята украшением своей персоны. Устремив взор в большое, обрамленное черным деревом зеркало, которое держала перед ней коленопреклоненная камеристка, она улыбалась своему собственному отражению, не обращая внимания на гостей. Не сразу заметила она и герцога, который, все еще борясь с чувством беспокойства, остановился неподалеку от двери. Хотя маркизу заслоняли от него многочисленные почитатели, в голове у него мелькнуло странное сравнение, уже не в первый раз приходившее ему на ум при виде Ренет: образ одной из тех красивых, таинственно мерцающих змей, о которых говорят, будто они одиноко и самовлюбленно танцуют под луной. Но этот образ, конечно, был иллюзией, тем более что маркиза была отнюдь не одинока, и все же это сравнение имело что-то общее с действительностью.
