Ее побег был случайным, но по-звериному тихим и быстрым.
Наступал вечер.
Она проснулась и сидела, уставившись в темноту, в ожидании прогулки. Какая-то часть ее существа отметила, что после возвращения Хозяина не было слышно привычного скрежета запираемых замков. Дыхание вошедшего к ней человека было тяжелым и смрадным. С ним появился давно забытый Ритой запах алкоголя. Хозяин долго смотрел на нее, слегка покачиваясь, а потом, не раздеваясь, прошел к себе в спальню. Она с тихим отчаянием поняла, что сегодня у нее не будет вечерней прогулки.
Он пренебрег мерами предосторожности не столько потому, что был пьян, сколько из-за твердой и давно сформировавшейся уверенности в том, что его домашнее животное уже не способно на побег.
Он полагал, что убил в Рите не только тоску о потерянном мире, но и саму память о нем.
И он был почти прав.
Тихое отчаяние и далекий зов снаружи выгнали ее из клетки. Она распахнула дверь комнаты, в которой жила и спала на голом полу, и ее взгляду открылся длинный коридор. В конце коридора чернел прямоугольник заветной двери; за этой дверью был ее теперешний рай.
…Давным-давно, в другой жизни, на одной из верхних планет, она пыталась представить себе рай и ей никогда не удавалось сделать это; но зато она очень хорошо представляла приближение к нему – долгий полет внутри мрачного коридора, стены которого были сгустившимся мраком.
С каждым мгновением удалялось оставшееся позади грязное, плоское, человеческое и не было ничего хуже человеческой грязи – омерзительной блевотины с одуряющим запахом. Ни одно животное не могло произвести такой исключительной грязи, какую производили люди, – может быть, потому, что она имела значение только для им подобных…
Но впереди, в конце черного коридора, было разлито волшебное сияние, нежное, как лунный свет, однако обещавшее гораздо больше – целый блистающий мир, слишком прекрасный, чтобы пачкать его жалкими человеческими словами. От этого свечения захватывало дух; даже в снах, а может быть, именно в снах у Риты щемило сердце от тоски по всему несбыточному, тому, что существовало только в конце черного коридора и нигде больше в целом мире. Бывало, она просыпалась со следами высохших слез на висках и после этого целый день была, как больная.
Сейчас ее не коснулась даже слабая тень тех ощущений. Только инстинкт двигал ею, инстинкт, гнавший Риту в ночь.
Она бесшумно выскользнула из комнаты, готовая каждую минуту шмыгнуть обратно, и услышала хрипы, вырывавшиеся из ЕГО полуоткрытого рта. Острое отвращение, охватившее ее, было уже совсем человеческим чувством, но она не поняла этого. Возможно, именно отвращение помогло Рите нарушить табу, казавшееся незыблемым, и превратило липкий страх перед Хозяином Вселенной в кнут, подстегнувший ее.
