* * *
Александрина еще и потому пользовалась такой любовью своей свекрови, что безотказно рожала детей своему мужу. В глазах Марии Федоровны, родившей десятерых, это было величайшей заслугой. Тот ребенок, которого носила Александрина в злосчастные декабрьские дни 1825 года, появился-таки на свет. Это была дочь Александра. Вслед за ней на свет родились Константин, Николай и Михаил. Менее плодовитые и больше любившие светские развлечения дамы перешептывались: «Велика ли доблесть – посвятить жизнь тому, чтобы беспрестанно рожать?!» Однако Александрина была очень огорчена, когда врачи в конце концов вынесли свой приговор: рожать ей больше нельзя, если не хочет совсем подорвать свое здоровье и до срока сойти в могилу. Один раз это уже было в ее жизни, но теперь приговор был окончательным и бесповоротным.
Александрина всегда была скорее нежной, чем страстной, она лишь отвечала на желания мужа, чем навязывала свои. Однако она прекрасно знала, сколь пылок, сколь ненасытен в любви Николай. И если приговор врачей означал фактически запрет на физическую близость с мужем для нее, то Николай по сути своей был не способен на воздержание. Будут другие женщины – Александрина понимала это. Но как ни надрывалось ее сердце от незнаемой прежде боли и ревности, она все-таки чувствовала, насколько глубоко ее муж уважает и любит ее. И не сомневалась: даже среди самых бурных связей ее имя не будет унижено. Изменяя ей физически, он всегда останется ей верен нравственно.
И она не ошиблась.
Пусть их по-прежнему нежные отношения были во многом только видимостью – но это была самая блистательная видимость на свете! Государь завтракал, обедал, ужинал со своей женой и каждую ночь, за исключением отъездов из Петербурга по делам, спал в ее опочивальне. Он и впрямь любил ее всю жизнь – вернее сказать, питал к этому хрупкому созданию страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, от него всецело зависимому. Он был самодержцем даже с женой, однако жена, в отличие от России, принимала эту неограниченную власть с радостью. Она по-прежнему была его прелестной птичкой, которую он держал в драгоценной клетке своего обожания, поил нектаром и кормил амброзией своей любви, убаюкивал мелодиями своих нежных признаний. Может быть, если бы птичка захотела улететь, он безжалостно подрезал бы ей крылья. Но в том-то и состояла гармония этой супружеской пары, что птичка никогда не желала покинуть свою клетку. Весь ее мир заключался в любви к мужу, она растворялась в нем – и не хотела знать, что вне этой любви существует еще какой-то совершенно другой мир. Потрясение, пережитое 14 декабря, тоже сыграло свою роковую роль. Александрина сознательно закрыла глаза на действительность – и уже не открывала их. Во всяком случае, старалась не открывать.
