Развратница. И заговорщица впридачу! (Вильгельмина-Наталья Алексеевна и Павел I) - Елена Арсеньева

Не скупись, красавица! Позолоти ручку! А я тебе такого жениха нагадаю!

– Вилли! – послышался голос сестры Амалии. – Вилли, она обращается к тебе, эта ужасная богэмьен [1]!

Голосок Амалии дрожал. В самом деле, какой ужас, какой кошмар, какой позор! Из всех трех принцесс, дочерей ландграфа Людвига Гессен-Дармштадтского, цыганка заговорила именно с Вильгельминой! Этого надо было ожидать!

Конечно, этого надо было ожидать. Ведь карета остановилась (форейторы искали чеку, выскочившую из колеса) неподалеку от цыган, сидевших вокруг своего костра. И нет ничего удивительно, что самая проворная из цыганок бросилась к богатой карете, предлагая дамам погадать. Занавески были отодвинуты по случаю сильной жары, и цыганка, само собой разумеется, обратилась к Вильгельмине, сидевшей у самого окна. Амалию и Луизу, трусливо забившихся в глубь кареты, она даже не видела. Потому и разговаривала только с Вильгельминой, которая осмелилась высунуть из окна руку и протянуть ее цыганке.

И что она услышала!..

– Будешь, будешь королевой. Нет, императрицей! Будешь императрицей, вот помяни мое слово! Тебя полюбит несравненный красавец, и ты полюбишь его, и у вас родится сын… Но бойся ревнивой королевы, бойся злой королевы, бойся старой королевы! – выкрикивала цыганка, сверкая черными очами. – Ты уедешь в далекую страну, в далекую зимнюю страну!

– А ну, пошла прочь! – раздался крик с козел, и Вильгельмина увидела, как длинный кучерской кнут опоясал тщедушное тело цыганки – слишком худенькое для пышного вороха ее разноцветных юбок. Принцесса едва успела отдернуть руку – кони резво взяли с места, и цыганка мгновенно пропала из виду.

Вильгельмина откинулась на спинку сиденья и обнаружила, что сестры придвинулись к ней, силясь не пропустить ни единого слова из цыганкиных пророчеств. А когда Вильгельмина обернулась, и Луиза, и Амелия живо убрались на противоположный конец сиденья и сделали самые скучающие лица. Однако ядовитая зависть, которой были с малолетства переполнены все три принцессы Гессен-Дармштадтские, не позволила им сохранить спокойствие.

– Смотри-ка! С ума сойти! – тоненьким злым голоском пропела Луиза. – Она станет королевой! Нет, императрицей! Ее полюбит красавец! Какая чепуха! Зачем красавцам эта унылая уродина?

Вильгельмина только скривила презрительно губы. Вовсе она не уродина, и уж тем паче – не унылая. Она не визжит от восторга, когда выпадает возможность поездить верхом, или когда приходит приглашение на бал, или когда отец устраивает катания на лодках, – да, это истинная правда. Не визжит! Но не потому, что ей не нравится ездить верхом или танцевать. Ее бесит кудахтанье сестер, она не может видеть, как они всплескивают руками и закатывают от восторга свои блеклые глазки. Она не хочет уподобляться им. Она хочет быть другой!