Вильбушевич схватил ее и потащил куда-то вверх. Я не сразу поняла, что он намерен сделать с моей рукой, однако новый тычок в бок меня вразумил. О господи, я совершенно забыла, что руку дамам принято целовать! Ужас, я начисто одичала в суровом мужском обществе, где меня нипочем не желают считать за женщину! Что характерно, я этого добивалась сама, но, кажется, и впрямь напрасно, прав был некий товарищ прокурора…
– Если угодно, – уточнил Смольников, обменявшись с Вильбушевичем рукопожатием, – можете называть меня Георгием Владимировичем. Жорж – это для прекрасных дам!
Более он ничего не добавил, и я догадалась, что служащим общества «Кавказ и Меркурий» Лалла отрекомендовала Смольникова по его же просьбе. Ну что же, можно ли сыскать человека более безобидного и легкомысленного, чем конторщик пароходной компании?
Видимо, Вильбушевич так и воспринял нового знакомого, потому что между ними незамедлительно завязался очень оживленный разговор о пароходных рейсах и удобстве водного сообщения. К моему изумлению, Смольников проявил в этом деле немалую осведомленность, а потом, когда стал сетовать на низкое качество медицинского обслуживания на рейсах, он и вовсе расположил к себе Вильбушевича. Оказывается, медицинская помощь пассажирам пароходов, поездов и вообще путешественникам – это конек нашего нового знакомца. Вильбушевич уверял, что во время любого пути сопротивляемость организма болезням резко ослабляется. Не зря ведь даже пост – в том числе и Великий пост! – дозволяется нарушать «аще в дорози, аще в болести». Вильбушевич был убежден, что всякий путешествующий должен заключать с организатором его вояжа – железной ли дорогой, пароходством ли, ямской ли почтою – некое соглашение, род договора, которое гарантировало бы путешественнику охрану его здоровья в пути. Чудилось, эта тема настолько его занимала, что он был счастлив заполучить благодарного слушателя и даже единомышленника в лице Смольникова.
Несколько мгновений я прислушивалась к разговору – о нет, само собой, вовсе не потому, что меня заботило здоровье странствующих и путешествующих. Я хотела незаметно присмотреться к Вильбушевичу. Если мы правы в наших предположениях, передо мной находится кровавый, страшный убийца. Но этот добродушный толстяк ничуть не походил на злодея! В нем не было ровно ничего свирепого, и этот мясистый, картошкой, нос, и эти пухлые щеки, и чуточку извиняющаяся улыбка, и уже знакомый мне округлый, рокочущий голос изобличали, напротив, человека мягкосердечного! А впрочем, теперь очень многие считают, что выводы Ломброзо ошибочны. И я с этим согласна. Думаю, даже Мари Бренвилье, знаменитая французская отравительница, которая сжила со свету всю свою родню, стоявшую между ней и богатым наследством, и проводила свои кошмарные опыты над больными в лазаретах, – думаю, и она была похожа не на дьявола, а на человека, а может статься, и вовсе была очаровательна…
