И Суриков добавил такую рифму, что даже мат Денисова в машине показался детским лепетом.
Алена задохнулась. Кровь прилипла к лицу – даже щеки защипало! Кое-как справилась с дыханием, с голосом. Все это еще надо пережить, но – через некоторое время. Сейчас главное – сохранить достоинство.
Она смотрела в полные ненависти глаза шофера. Ужасно хотелось заплакать, но этого уж точно нельзя было себе позволить. Надо бросить что-то такое… уничтожающее! Чтоб убить хама на месте!
Повела глазами на монтировку:
– Это вы для меня припасли? Не стоит пачкать руки в крови, я и так ухожу.
– Наконец-то осчастливила! – хмыкнул отнюдь не уничтоженный, вполне живой и торжествующий хам и сплюнул Алене под ноги.
Из дневника Елизаветы Ковалевской. Нижний Новгород, 1904 год, август
Мы повернули под лестницу и оказались в просторной гостиной или столовой, мне затруднительно было определить. Более всего эта комната напоминала то, что в современном обиходе стали называть холлом. Это зал, заставленный мебелью без особенного назначения, а просто как бы для того, чтобы показать пристрастия хозяйки. Основным пристрастием Евлалии, как мне показалось, было посиживать в неудобных, слишком высоких или слишком низких креслах и смотреться в зеркала. Их было не меньше десятка, как висячих, так и трюмо, а также качающихся в неких забавных стояках, и оттого чудилось, что гостей в комнате тоже добрый десяток, и все они – кряжистые, невысокие, очень широкоплечие и лысые мужчины, одетые весьма вольно – в штучные пиджаки светло-песочного цвета. На самом же деле, как вскоре выяснилось, это был всего лишь один господин, с трудом выползший при нашем появлении из приземистого, напоминающего раскоряченную лягушку кресла. Каждое его движение сопровождалось ощутимым запахом карболки [16]. Вот уж правда: доктора за версту учуешь.
– Господа, извольте познакомиться, – капризным, чуточку насмешливым голоском произнесла Лалла. – Сосед мой, доктор медицины Виллим Янович Вильбушевич. А это – мой старинный и очень близкий приятель Жорж Смольников, служащий пароходной конторы «Кавказ и Меркурий». Также и невеста его, девица Ковалева.
Хорошо, что Смольников стоял рядом и смог поддержать меня, когда я пошатнулась. Не знаю, что изумило меня сильнее: то, что Вильбушевич в точности походил на портрет, нарисованный моим воображением, или новое место службы Смольникова, или… моя рекомендация.
Смольников неприметно ткнул меня в бок, после чего я сообразила-таки, что надобно подать руку новому знакомцу.
