И вообще, я могу в любую минуту чихнуть и выдать себя.
Тем временем до меня начинают доходить звуки окружающего мира. Я слышу торопливое шлепанье босых ног по полу и голос моего любовника из коридора:
– Иду, иду… Кто там? Это ты, дорогая? А что так рано?
Голос сонный, уютный, мягкий, словно старый, вытертый плюшевый мишка. Словно это и не он несколько мгновений назад был севшим, глухим, почти безжизненным от страха! Быстро же его хозяин реабилитировался! Быстро вошел в роль внезапно разбуженного! А… а это словечко – «дорогая» – оно тоже из текста роли?
Что-то словно толкает меня в сердце. И настолько сильно, что от этого толчка я выметываюсь из-под кровати, крепко-накрепко прижав к себе свое барахлишко, кидаюсь к двери на лоджию, распахиваю ее и выскакиваю вон.
У меня перехватывает дыхание от сырости и ветра, я непроизвольно оборачиваюсь, желая возвратиться в то душноватое, привычное тепло, которое так бездумно покинула. И вижу в щель между шторами, что вернуться мне уже никак невозможно – мой дорогой и его дорогая как раз в эту минуту входят в комнату. И развернувшаяся там мизансцена требует присутствия только двух главных героев. Явление любого статиста стало бы явлением того самого пресловутого «третьего лишнего».
Я смотрю – и не верю глазам. Они не дерутся, не ругаются, не выясняют отношения каким-то другим образом. Они пылко обнимаются и целуются – целуются теми безумными поцелуями, которые отлично умеют изображать киноактеры, но которые почему-то столь редко удается воспроизвести в жизни. Справедливости ради следует сказать: когда туман в моих глазах несколько рассеивается, я вижу, что инициатива объятий и поцелуев всецело принадлежит невысокой, изящной, темноволосой женщине. Так вот она какая, бывшая жена моего будущего мужа…
Тем временем она слегка отстраняется от своего бывшего мужа и начинает стаскивать с него футболку и шорты, в которые он успел облачиться, пока шел открывать дверь. Это она делает быстро и проворно – чувствуется немалый навык. На собственное раздевание времени не тратит: выпрыгивает из джинсов, под которыми нет трусиков и даже символических стрингов, и рушится на кровать, недвусмысленно разведя ноги. Мой – мой! – любовник мгновение стоит над ней, словно любуясь, а в следующее мгновение тоже оказывается в постели, и начинается така-ая скачка, что даже сюда, на балкон, долетает истерический скрип кровати. Такое впечатление, что от этого курц-галопа кровать через секунду развалится и придавит своими обломками скатанный в трубку для летнего хранения ковер, завернутую в мешковину и пересыпанную отдушками от моли медвежью шкуру, огромный старый чемодан и… еще кое-какой мусор, который там мог оказаться…
