Кира постаралась встать так, чтобы гомонящая женская стайка окружила ее со всех сторон. Того, что лапа Максима вдруг по-хозяйски вцепится в ее плечо (или в коленку), она ничуточки не опасалась. Максим ведь не сомневается, что бедная Кира Чиароскуро без него обойтись никак не может. А когда некоторые признаки этого сомнения все-таки зашевелятся в его тупенькой женатенькой головенке, он уже ничего не сможет предпринять, потому что окажется прикован к своему зачуханному «Москвичу», как Прометей – к кавказской скале. Не сможет он кинуться на розыски Киры, потому что загораживает ему выезд с парома по меньшей мере десяток автомобилей. А бросить свою машину и бегать туда-сюда Максиму тоже не резон, потому что тогда те, кто должен выезжать за ним и кому он, в свою очередь, перекрывает путь, просто-напросто поднимут «Москвич» на руки – и сбросят его в набежавшую волну с не меньшей решимостью, чем Стенька Разин – свою подружку-персиянку. А поэтому Кира с беззаботным видом продефилировала мимо российского пограничника, который мирно дремал непосредственно на рубеже великой Родины, обозначаемом колченогим стулом. Да, «командир» с той стороны не соврал! Этот служивый не проснется, даже если мимо танковая армада пройдет!
«В эту ночь решили попугаи перейти границу у реки», – вспомнила вдруг Кира и, гоня подальше ненужную печаль-тоску, торопливо свернула на асфальтовую дорожку, ведущую к береговой милиции.
И тут ноги ее подкосились так резко, что Кира лишь чудом не брякнулась наземь. Эта дорожка, осененная кипарисами, была до невероятности схожа с той, роковой, коктебельской, откуда и началось безумное Кирино путешествие. Вон и ящик деревянный «туточки, близенько, в холодочке». Вон и дверь какого-то магазина, запертого на засов, с выцветшим пятном нечитаемой записки. Вон и…
Кира прижала руки к сердцу, которое едва не выскочило из груди. В конце дорожки показался широкоплечий мужской силуэт.
«Дывысь – Мыкола!» Она погибла!
Но тут же Кира почувствовала, что жизнь возвращается к ней. Это был отнюдь не коктебельский мент, призрак которого, очевидно, будет преследовать ее до смерти, как преследовали Ричарда III призраки убиенных им жертв. Это оказался высокий мужчина в летней соломенной шляпе и в неописуемо яркой рубахе, схожий с Мыколой, как попугай с вороном. На груди «попугая» было огромными буквами начертано: «Все будет хорошо!» – а обрамляли эту жизнеутверждающую надпись непроходимые разноцветные джунгли.
