Оживленно и громко разговаривая, она не услышала, как заскрипела кухонная дверь. Настороженное ухо Ардальона Порфирьевича тотчас же уловило этот скрип.
Он сел на диванчик, посадив к себе на руки шпица; от мохнатой шерсти собаки шло густое тепло.
— Одну минуту, батюшка: юбку переодену, а то и в самом деле, будто нищенка какая!… Кухонный шик!
Она выразительным жестом показала на свою грязную, засаленную юбку, изорванную во многих местах.
Она прикрыла за собой дверь в спальню.
После этой минуты Ардальон Порфирьевич никогда больше не видал в живых вдовы Пострунковой…
В кухне отчетливей раздался скрип шагов. Теперь его услышала и собака. Она навострила уши, вытянула морду и попыталась соскочить с колен державшего ее Адамейко.
Но Ардальон Порфирьевич крепко прижал к себе шпица, нервно и неторопливо гладил его мягкую шерсть, нежно чесал у собаки за ухом.
Она притихла, да к тому же опять притихли в кухне человеческие шаги.
— Да, вот хочу комнату одну сдать. Одинокому, конечно. Приличному… — раздавалось громко из спальни.
Но Ардальон Порфирьевич не слышал уже этого голоса.
Он чувствовал, что вот-вот его оставит сознание, как покинула его в этот момент и та решимость, с которой он перешагнул порог своей соседки. Если сейчас вот не произойдет то самое, — он потеряет и тот остаток воли, который еще он в эту минуту судорожно осязал: он чувствовал, а не видел, — что рука его еще не перестала осязать чью-то мохнатую теплую шерсть, что другая рука то хватала с блюда, то так же быстро клала обратно липкие, мягкие, тоже теплые еще, пирожочки, а ноги вздрагивали и терлись одна о другую, как ищут защиты друг у друга слепые и слабые, оставленные сукой щенки.
Потом рука перестала гладить теплую шерсть, — собака потянулась с жадностью, высунув розовый язычок, к знакомым пирожочкам, собака просила знакомого ей человека достать эти пирожочки, и та же рука схватила вновь один из них и поднесла его к жадному влажному рту беленькой собаки.
И только осязал у себя во рту какое-то движение своего собственного языка:
— На, на, Рексенька… Кушай. Кушай. Кушай.
И так все время: ласкал собаку, нежно проводил рукой по ее шерсти и приговаривал: — Кушай. Кушай. Кушай…
И так иногда:
— Еще вот. На, Рексенька. Кушай…
И крепко— крепко прижал к себе вертлявое теплое собачье тельце.
Ошибался впоследствии прокурор, убеждая судей в том, что Ардальон Адамейко, идя на преступление, заранее готовился использовать дружбу свою со шпицем вдовы Пострунковой!…
