Если за столькие годы, проведенные вдали от дома, сохранилось чувство, которое мы именуем любовью, если Одиссей действительно тешил себя, полагая, будто слышит мой голос в раковине, зачем же все это превращать в страдания и отравлять подозрениями? Едва я услышала голос бродяги и взглянула ему в глаза, для меня все стало ясно.
Несмотря на отрепья, на нарочито согбенную спину, на дрожащие руки, которые должны свидетельствовать о старости, несмотря на то, что он время от времени скреб ногтями свое тело под лохмотьями и волосы, слипшиеся от жира и грязи, чтобы все поверили, будто там гнездятся вши и блохи, я сразу догадалась, что на скамейке у горящего очага передо мной сидит мой супруг, о котором я целых двадцать лет вздыхала, проводя долгие бессонные ночи и мучительные дни во дворце, захваченном разнузданными женихами.
Выходит, что после десяти лет скитаний по белу свету, хотя путь домой можно было одолеть за один год, Одиссей наконец возвращается и проявляет явное недоверие к собственной жене. Он раскрывается перед Телемахом, который сразу принял его как друга, но не хочет, чтобы его узнала та, что столько выстрадала из-за отсутствия супруга. А Телемах ведет себя по-мужски, как учит его отец Одиссей, и не удостаивает доверием даже собственную мать.
Как могу я радоваться возвращению Одиссея, если он упорно прикидывается нищим стариком и мне нельзя погладить его всклокоченную бороду и лицо, опаленное солнцем и задубевшее от соленого ветра, и тем более обнять его, чего я так желаю? Иногда, проснувшись утром, я чувствую, как слезы подступают к горлу, чувствую, что весь мир обрушился на меня и я задыхаюсь под его обломками. Но почему Одиссей не хочет мне помочь? Почему скрывается от своей супруги?
Ну что ж, я тоже стану играть в эту игру, и посмотрим, кто сумеет выйти из нее победителем.
Пенелопа не узнала меня. Она позвала служанок и приказала подобрать мне приличные одежды, обещала, что меня будут кормить во дворце — в знак признательности за мой рассказ, и, наконец, спросила, можно ли сжечь мое кишащее вшами тряпье.
— Конечно, царица, — ответил я, — но не сегодня. К тому же я хотел бы навсегда сохранить суму — верную спутницу моих долгих скитаний по морю и по суше, в ней я держал еду, благодаря которой выжил. Тебе не понять, как может привязаться бродяга к какой-нибудь одежке или вещи вроде этой. Когда у тебя нет дома и ты бродяжничаешь в одиночку, то бывает, что постоянным твоим спутником становится какой-нибудь предмет, вроде этой сумы, которой я дорожу как талисманом, пусть даже она залоснилась от жира и грязи.
