Разворачивается дальше, добирает звуки, шепот:
– Она прямо с неба?
– Тс-с
– Ма-а…
– Что, сына?
– Она на нас смотрит.
– А почему шепотом?
– Тс-с… Она смотрит.
– Ма, она к нам прямо с неба?
Молчание на этот раз распухло таким тугим мясистым пузырем… Стук-стук – пальцы выбивают мелодию. Ползущие шторы. Взгляды, неподъемно сложенные по углам. Стук-стук. Никаким словом уже не проткнуть эту больную тишину. Антон Гусельников встал, подошел к серванту, стулом разнес его вдребезги и долго еще топтал и пинал уцелевший хрусталь.
Мужичок оказался таким говорливым, что через час пути я попросился у проводника в другое купе.
– А что такое?
– Окно там треснувшее, дует сильно, а у меня вот… травма, поберечься надо.
– Они все такие.
– Все? Во всех купе треснувшие?
– Да, во всех. Куда мне тебя перевести? Кого из-за тебя выселить? Сам договоришься – пожалуйста.
Самому договариваться было лень. Пришлось терпеть.
Из неиссякаемого потока, в котором кишели его соседи, многочисленные родственники, герои советской юности, прошлогодние попутчики, сотрясенный мозг выхватил только имя: Виктор Викторович. Пытку Виктором Викторовичем, судя по расписанию, висевшему в коридоре вагона, предстояло терпеть восемнадцать с половиной часов.
Время от времени ему хотелось поддержать иллюзию беседы, и он задавал вопросы. Очень его интересовало, откуда у меня синяки под глазами. Спастись от него можно было, притворившись спящим, но ведь не пролежишь всю дорогу с закрытыми глазами, когда не спится. Не спалось и Виктору Викторовичу. Он караулил. Стоило глаза открыть, тут же спешил поделиться тем, что только что вычитал в газете или услышал по радио. Почти всегда в его богатейшем прошлом обнаруживалась какая-нибудь бесценная история на заданную тему. Двое на верхних полках спали, наполняя купе жаром перегара, оставив меня с Виктором Викторовичем один на один. Настоящим спасением оказалось то, что он не курил. Поэтому одну за другой курил я.
Но ничего – в тамбуре было хорошо.
«LM» потрескивал и кислил. Моих сигарет в попадавшихся мне по дороге из больницы на вокзал ларьках не оказалось. Да мне теперь и не нужно, сойдет и кислый «LM».
Они догадались, что я нарочно никого не вызываю в больницу, и сами позвонили мне домой. Нашли телефон по адресу в моем паспорте: он ведь был при мне, когда меня привезли.
Мама вошла бледная, прижимая руки к животу так, будто несла что-то, собрав в охапку.
«Мама, что ты так идешь, будто несешь что-то? Так носят яблоки в саду, я видел». «Нет же, мой мальчик. Я ничего тебе не принесла. У меня тут за тебя болит.
