Еще до появления Шейна с его «мерседесом» и до того четверга я вдруг обратила внимание на то, как я выгляжу в своей собачьей одежде. Когда-то мои джинсы имели вполне приличный вид, но ничто не вечно, и теперь они порваны на коленях. Мою новую красную футболку с картинкой, очень похожей на физиономию Рауди, и надписью: «Сильна, как маламут» — полностью скрывало темно-синее непромокаемое пончо, которое лет десять назад имело вполне приличный вид. Правда, потом Винни — тогда еще совсем щенок — обгрызла с него бахрому, а Рауди случайно проделал в нем дыру, подпрыгнув за теннисным мячом, который я держала в руке. К тому же дрессировка маламута не такая уж легкая работа, а испарина на лбу никак не украшает волосы.
Так мы и столкнулись: я со своей ручной тележкой, в одежде, скроенной собаками, с прической от Кембриджского клуба дрессировки — и Шейн, выходивший из «мерседеса» цвета ирландского сеттера, в плотном английском полупальто и с белокурыми волосами, сверкавшими в свете, лившемся из задней двери моего дома.
— Холли? Что вы здесь делаете так поздно?
— Занималась с собакой, — ответила я и подумала, не предложить ли ему зайти, но у меня на кухне очень яркий свет, а на пончо еще не были отстираны пятна, оставшиеся с тех пор, когда Сэсс, одна из моих сук, кормила на нем своих щенков. — А вы?
— Задержался на работе.
— Издать или погибнуть?
В Кембридже считается хорошим тоном думать, что люди работают за должность, а не за деньги.
— Нечто в этом роде. Вы заняты завтра вечером?
— Да, — сказала я. — Как-нибудь в другой раз?
— Конечно, — сказал он. — Впереди у нас масса времени.
В моем автоответчике было два сообщения. Первое от Стива Делани, ДВУ (Делани ветеринар-убийца). Он настаивал, что нам надо поговорить.
— Конечно, — сказала я Рауди, — нам надо поговорить. Нам надо вернуться все к тому же старому разговору. Но сделать это должен он. Это его работа, верно?
Я провела рукой по горлу Рауди и осторожно погрузила пальцы в густой мех. Наружная шерсть лайки служит для защиты, поэтому она достаточно жесткая, но если запустить пальцы поглубже, то доберешься до мягкого подшерстка. Маламут — это волк в овечьей шкуре.
— Верно? — повторила я. — Ведь кошки и собаки не единственные его пациенты, разве не так? Считается, что он должен думать и об их хозяевах. Я имею в виду, что он должен работать для всех, как по-твоему? Но ему ведь с этим не справиться? Это просто невозможно.
Второе сообщение было от отца. У Милли наконец-то начались роды. Когда я набрала его номер, он даже снял трубку. Естественно, в сарай был протянут провод.
