Шёл час за часом, и я ощутил какую-то опасную апатию. Мне надоело говорить, я захотел спать.
Мне несколько раз доводилось читать о тех, кого удалось оттащить от самого края пропасти. В какой-то момент воля может ослабнуть. Жертва гипотермии, как говорят, перед смертью ощущает тепло и сонливость, а тонущему человеку кажется, что он погружается в море света. Из этого я сделал вывод, что уход в небытие может оказаться весьма заманчивым выходом, предоставляя желанный отдых от борьбы и боли.
Когда мы в очередной раз отправились по территории ярмарки, кто-то постучал в дверь. Детектив Прайс нахмурился, извинившись, поднялся с места, чуть приоткрыл дверь и перекинулся несколькими фразами с тем, кто стоял за порогом. Говорили они шёпотом, но явно спорили. Затем Прайс молча вышел в коридор, оставив меня в одиночестве.
В полудремотном отупении я непрерывно поглядывал на часы и ждал, когда он появится. Прошло десять минут. Двадцать. Полчаса.
Вернувшись, Прайс повёл допрос совсем в иной колее, поставив меня в тупик.
— Каковы ваши религиозные убеждения, Алекс? — спросил он.
— Что?
— Какое вероисповедание вы разделяете? Во что вы верите?
— Вообще-то я не очень религиозен.
— Выходит, вы атеист?
— Не совсем. Но какое отношение это имеет к делу?
— Положитесь на меня, о'кей? Скажите, отвечая на вопрос о вере, что бы вы подчеркнули? Атеист?
— Нет. Я, скорее, латентный католик… Мм-м… Не знаю. Пожалуй, я подчеркнул бы христианин.
— Вот как?
Затем последовали вопросы о жертвоприношениях животных. Он спросил о моём материале, рассказывающем о культе «Сантерия» в Южной Флориде. Его интересовало моё отношение к разного рода верованиям, в частности, к культу «Вика».
— Послушайте! — не выдержал я. — К чему все эти вопросы? Куда вы гнёте? Я не вижу никакой связи с делом.
— Вам не нравится подобное направление допроса? — с изумлением спросил Прайс.
— Просто не понимаю, к чему всё это, — ответил я.
— Уверяю вас, это не праздное любопытство, — сказал детектив.
Глядя на его разочарованную физиономию, я вдруг осознал, что ни сотрудничество с ним, ни полная откровенность с моей стороны не смогут снять с меня подозрения. Я пытался доказать нулевую гипотезу, что, как известно, сделать невозможно. Из миллиона его вопросов парня интересовали лишь те ответы, которые указывали на мою вину. А поскольку я невиновен, оставаться здесь не имело никакого смысла.
Я заявил, что хочу домой.
— Вы отказываетесь от дальнейшего допроса?
