Крест Евфросинии Полоцкой | страница 57



И я не мог слышать, как хлещет приклад винтовки по старенькому телу. Я сходил с ума от ее стонов. Мне стало все равно, как это прекратится. Лишь бы прекратилось.

Все было, как в тумане. Небольшой храм, расписанный фресками, горки зерна на полу. На низкой скамье лежала завернутая в голубую шелковую ткань фигурка. Подле стоял гроб.

Доставившие меня в Сельцо люди препирались.

– Положи мощи на стол, доктору неудобно будет.

– А протокол мы где писать станем?

– Ничего, цел будет доктор, контра недобитая.

Еще можно броситься прочь. Но я лишь крепче сжал чемоданчик с инструментами. Дуня, Дуня. Мое детство. Единственный мой близкий человечек, оставшийся на этой земле. Что тогда с тобой станется?

Наверное, все же не только у меня дрожали руки.

Сгрудившиеся у скамьи люди пытались раздеть мощи, но у них ничего не получалось.

– Разрежь эти тряпки!

Я достал ножницы, сделал большой надрез и застонал.

Моим глазам предстало то, чего по всем законам и правилам быть не могло.

Да, мышечная ткань усохла, кожные покровы истончились. Но следов тления не было! Не было вообще! Не наблюдалось даже малейших следов трупных пятен. И еще меня поразил сильный запах. Цветов, пчелиного меда. Мощи и одежда Преподобной Евфросинии Полоцкой благоухали…

– Так дело не пойдет, – сказал тот мужчина, в шинели. – Это не экспонат для выставки. Наверное, настоящие мощи давно истлели. И служители вредоносного культа время от времени подкладывали тела других людей. Скончавшихся или даже убитых. С этих злодеев станется.

– Это невозможно, – невольно вырвалось у меня. – Через несколько часов после остановки сердца на трупе уже видны следы необратимых изменений. Тело человека разрушается! А здесь даже нет следов работ по бальзамированию! Но невероятнейшим образом мощи не подвержены тлению. Хотя теперь к ним есть доступ воздуха. Возможно, он был и ранее…

– Отделить голову. Содрать кожу, отрезать волосы, – распорядился он. И толкнул меня в бок: – Что стоишь? Шевелись давай, быстро!

Мои глаза застилали слезы. Над ухом кто-то громко диктовал:

– Череп отделен от туловища вследствие разрушения связочного аппарата; разрушение связочного аппарата – от тления. В середине череп пустой. Лицевая сторона черепа замазана какой-то мастикой давнего происхождения в области глаз, век и верхней челюсти, по предположению врачей – с целью туалета, дабы сгладить неприятное впечатление и придать форму лицу. Больше мастики нигде не наблюдается. На грудной клетке местами покрытая плесенью незначительно высохшая кожа…