Крест Евфросинии Полоцкой | страница 56



Один только раз довелось мне бывать в полоцком имении. Но хорошо запомнился небольшой кирпичный домик, стоящий на берегу реки, утопающий в ароматной сирени.

По прибытии я не узнал нашего дома. Во дворе, среди срезанных кустов, суетились какие-то люди в черных кожаных плащах.

– Иди отсюдова, контра! – посоветовал мне юноша в надвинутой до бровей кепке. – А то сейчас быстро к стенке поставим. Иди, пачкаться о тебя неохота. Тоже мне, владелец выискался. Кончилось ваше время! Советская власть теперь всем владеет.

Мне вмиг захотелось ударить по его молодому наглому лицу.

– Барин, пойдем, – потянула меня за рукав Дуня. По ее морщинистому лицу покатились слезы. – Пойдем от греха подальше.

Устроились мы в комнатке при больнице. Узнав, что я врач, да еще из Петербурга, полоцкий доктор с радостью дал мне приют.

Работы было много, но я только радовался отупляющей усталости. Она позволяла не думать о том, что папенька ошибся. Красная чума и не думала сдавать позиции.

«Больному плохо», – пронеслось в голове, когда посреди ночи в дверь нашей комнаты заколотили.

Но я не знал стоявшего на пороге высокого мужчину в шинели.

– Собирайся, доктор, – распорядился он. – В Сельцо поедем.

– А что случилось?

– Будешь проводить вскрытие.

– Но я не судебный медик. А кто скончался?

На лице мужчины появилась недобрая усмешка.

– Никто не скончался. Дурманят народ религией. Мощи так называемой святой будешь освидетельствовать.

Из-за ширмы показалась Дуня, на ходу застегивая платье.

– Мощи! Преподобной Евфросинии! Да креста на вас нет! Барин, не ходи с ним, грех это. Не ходи!

– Ба-арин, – протянул мужчина и схватил Дуню за волосы. – Повтори, что сказала, гнида? Советская власть тебе свободу дала, а ты все за свое?! У-у, старорежимное отродье!

Я метнулся на помощь Дуне, оттолкнул мужчину, но в ту же минуту из коридора прибежали какие-то люди, меня ударили по лицу. Я упал, и посыпались удары ногами, и протяжно заголосила няня…

Да, я пошел с этими извергами. Хотя и без Дуниных причитаний меня передернуло от того, что требовалось сделать.

Отец веровал, глубоко и искренне. Он водил меня в церковь, а на Пасху в доме всегда пахло куличами. Но не только папенькино воспитание помогло мне уверовать. Когда у постели больного понимаешь, что бессилен, что вот-вот прекратится жизнь в изможденном теле, а через пару часов от болезни не остается и следа, то сердце исполняется радости. Велик Господь, дарующий чудо исцеления…

Они избивали Дуню.