Мила просто пошла к выходу из квартиры, но почему-то оказалась в его объятиях. Она не собиралась откликаться на его поцелуи, но почему-то с жаром откликнулась. Они целовались в ее коридоре неистово и в то же время так торопливо, будто были подростками, которых вот-вот могут накрыть вернувшиеся с работы родители. Мила изо всех сил боролось с собой, чтобы не сказать ему: «Давай никуда не поедем…»
Она знала, что он обязательно согласился бы. Но нельзя же так сразу… Нельзя же… Надо же, чтобы он… чтобы она… Мила же не какая-нибудь…
Выскользнув из объятий, она посмотрела на Цебоева и расхохоталась. Все его лицо было измазано ее коричневой помадой. Владимир, глядя на нее, рассмеялся тоже.
Потом они умывались, продолжая хохотать. И стало легко. Уже не тряслись руки, не стучало молотом сердце, не звенело в висках. Мила заново накрасила губы, подала ему руку и сказала:
– По-моему, теперь можно ехать.
– По-моему, тоже, – согласился он.
Цебоев повез ее, как и договаривались, в Пушкин. Оставив машину на стоянке перед Лицеем, в котором провел юные годы солнце русской поэзии, они прошли в Екатерининский парк. Вечер был чудным: тихим и теплым, а потому народу в аллеях оказалось много. Мила шла с Владимиром за руку и удивлялась тому, что вовсе не стыдится его неидеальности. Она бросала быстрые взгляды на его лицо, которые он мгновенно ловил, и тут же улыбался в ответ. Ей нравилось, как он улыбался. Странно, но он вообще ей нравился, несмотря на явную неуклюжесть и даже… некоторую косолапость. Он нравился ей… нравился… Миле даже не приходило в голову спросить, продвигается ли расследование ее дела. Ей это было не очень интересно. Беспечно, как бывало только в ранней юности, она всей грудью вдыхала запахи цветущего лета и почти ни о чем не думала.
Когда они подошли к Камероновой галерее, Владимир предложил сфотографировать ее мобильным телефоном, поскольку камера в нем хорошая. И Мила принимала красивые позы, которыми славились модели на подиумах, и улыбалась. И ей было наплевать на то, что рядом молодые красавцы фотографировали ослепительно прекрасных юных девушек. Она не стеснялась их. Она не стеснялась ничего. Ей было хорошо. Ей было весело. Она была счастлива.
Они гуляли по аллеям парка до того момента, пока не объявили о его закрытии.
– Ну… куда теперь? – спросил Цебоев, и глаза его стали серьезными.
– Домой, – ответила Мила, не желая уточнять, куда именно.
Он кивнул, потому что надо было еще доехать до Петербурга. Принятие решения о том, что делать дальше, можно отложить минут на тридцать-сорок.
