– Omnium animi sunt immortales, sed bonum for-tiumque divini[8].
– Вот именно, – махнул пан Гемба рукой; это означало, что он опять ничего не понял в такой замысловатой фразе.
Когда с поросенком и гусем, зажаренным в сметане с мелко порезанными сушеными грибами и перловой кашей, все было покончено, на столе появилась жареная кровяная колбаса с тушеной капустой – лакомство, перед которым не устоял бы и наевшийся до отвала человек. И вновь на столе появилось чуть горьковатое пиво. Гости как могли расхваливали мастерство Матеуша, который пристроился в конце стола и с нежностью следил, как обжираются участники пиршества.
Один лишь раз для успокоения совести он потревожил шляхтича вопросом:
– Правда ли, вельможный пан Гемба, что обо мне говорят, будто я попал в страшную беду и не могу уж никого угостить как следует?
Пан Гемба не уловил озабоченности в голосе корчмаря и не задумываясь выпалил:
– Рассказывают и похуже, не сойти мне с этого места, да мне-то ни к чему.
– Ай-ай-ай, – запричитал Матеуш и чуть не плача побежал к вертелам.
Пан Гемба, рассмеявшись, подмигнул квестарю:
– Хоть я никогда не слышал ничего подобного – не будь я Гемба герба Доливай, – но этого прохвоста следует припугнуть, а то еще загордится, а от этого кушаньям только вред будет. А ты, братец мой, хоть и монах, а брюхо-то отрастил не меньше моего. И в этом, как ни странно, природа также уравняла нас, хоть ты и низкого рода. Очень это удивительно.
– Ты, пан, хорошо разобрался в подлых замыслах корчмаря, – похвалил квестарь, – а что касается брюха, то скажу тебе: у кого нет брюха, тот не имеет никакого веса среди смертных. Только оно устанавливает надлежащую пропорцию между разумом и всякими другими низменными наклонностями человека.
– А ты нравишься мне: толков и на язык боек, – сказал довольный пан Гемба. – Брюхо не дает задумываться над будущим. Что ты скажешь на это, пан Литера?
Заморыш, не отрывавшийся ни на минуту от жбана, продекламировал, ударяя ножом о край стола:
– Venturae memores iam nunc estote senectae[9].
– Эх, и дурак же ты, пан Литера, я тебе ни на грош не верю, хотя и не понимаю, что ты там болтаешь. Одно меня лишь печалит, почтенный поп, обратился пан Гемба к квестарю, – что от еды у меня живот пучит и ветры бывают. Как думаешь, это не в наказание за обжорство?
Брат Макарий успокоил его:
– Не бойся, ваша милость, ветрами и пророки страдали, а их примеру надо следовать, ведь этому нас каждый день учат проповедники.
