– Ты зачем, ваше преподобие, носишь монашескую рясу? Не затем ли, чтобы пробраться ближе к богу, а еще поближе – к денежкам?
Брат Макарий отложил огромный кусок баранины и, не обращая внимания на стекавший по бороде жир, ответил:
– Угадал, милый пан, словно в воду глядел. Нет ничего лучше этих двух вещей для человека: полного кошелька и души, преисполненной милостью божьей.
– Ну, что ты на это скажешь? – обратился пан Гемба к своему секретарю.
Тот благоговейно вознес очи к потолку и ответил:
– Он богохульствует. За такую ересь ждет тебя кара a vindice manu Dei. Perdito tua ex te[7].
– Вот именно, – поддакнул пан Гемба, но тут же добавил: – Ничего я не понял из того, что ты сказал.
Пан Литера, сложив на груди руки, пребывал в небесах.
– Не печалься об этом, милый пан, – засмеялся квестарь, поднимая кубок с вином, – Латынь тем-то и хороша, что ее не надо понимать. Лишь бы балакать на ней.
– Ты прав, – согласился шляхтич, – умному такая премудрость ни к чему. Поэтому-то я взял из семинария вот этого брата Ипполита и сделал его своим секретарем. Таким видным особам, как я, не к лицу заниматься глупостями.
Беседа прекратилась, так как Матеуш, помня советы квестаря, старался что было сил показать все великолепие своей кухни. Вошел Войтек, сгибаясь под тяжестью поросенка, хитроумно разукрашенного гарниром в сдобренного приправами из кореньев, один запах которых туманил голову. Когда поджаренная корочка захрустела на зубах, а выдержанное венгерское улучшило к тому же вкус чудесного жаркого, наступила полнейшая тишина, и только отдаленный лай собак, доносившийся с поля, да ветер, завывавший в ветвях деревьев, напоминали о существовании внешнего мира. Справившись лишь с половиной поросенка, приятели вынуждены были сдаться. Для передышки они еще раз приложились к жбану с вином.
– Уф-ф! – перевел дух пан Гемба. – Неплохо жить на свете.
– Да, совсем неплохо, – подтвердил брат Макарий.
– Ты, братец, вижу, выпить не дурак, как и я, – начал философствовать шляхтич, – хоть ты и низкого рода. Странно, что природа уравняла нас в этом отношении.
Квестарь беспомощно развел руками.
– Полный кувшин меда я всегда ценю выше добродетели воздержания. Ведь эта посудина позволяет человеку согрешить, а стало быть, и покаяться, восплакать над грехам» своими, а это, как всем известно, – прямой путь на небо, к вечному блаженству.
– Неплохо сказано, а? – толкнул шляхтич в бок своего секретаря.
Пан Литера встал и единым духом выпалил:
