– Да он это, – сказала Мамайкина. – Гобзиков. Он вообще себя безобразно ведет, про девочек разные гадости рассказывает...
Я хотел оборвать Мамайкину, сказать ей, чтобы заткнула свой тупорылый рот, но не оборвал. Промолчал как собака. Почему-то.
– Кстати, весьма может быть, что это и на самом деле Гобзиков, – подтвердил Шнобель и подмигнул мне. – У Гобзикова нелады с физкультурой, а скоро ведь зачеты. Он бы их вряд ли сдал. Так что если искать мотивы...
Зучиха просто светилась от счастья.
– Объективное вменение [5] давно запрещено законом, – робко заявила правдолюбивая Зайончковская. – Вы же не знаете наверняка, что это он...
– Знаем, – твердо заявил Чепрятков. – А ты, Черпак С Ногами, молчи.
Зайончковская вспыхнула.
– Чепрятков, ты края-то соблюдай, – буркнул Антон Бич.
Антон симпатизировал Зайончковской, к тому же он тоже вроде бы собирался в будущем сделаться юристом.
– Спокойно, Антоша! – Чепрятков сделал примиряющий жест. – Мир-дружба, я тебя на следующей неделе пришибу. Что ты там пропищала, Зайончковская?
– У нас презумпция невиновности в Конституции записана, – сказала Зайончковская. – Никто не может быть наказан иначе как по решению суда...
– А я о чем, радость моя? Только по решению суда. Товарищеского суда – самого строгого, самого беспристрастного суда в мире! Давайте проголосуем!
Чепрятков принялся расхаживать между партами.
– Проголосуем и определим степень вины, – предложил Чепрятков. – Мы живем в демократическом обществе, в конце концов, а глас народа – глаз божий.
Чепрятков оглянулся на Зучиху. А она стояла себе, никаких эмоций.
– Вот и руководство одобряет, – заключил Чепрятков. – Легитимность есть.
– Но это же произвол... – продолжала сопротивляться Зайончковская. – Так нельзя...
– Милая Зайончковская, – сладко сказал Чепрятков. – Мы и так все знаем, что ты мечтаешь стать адвокатом и спасать невинно осужденных. Но, пожалуйста, сядь и помолчи. Составь прошение в Страсбургский суд по правам человека.
Чепрятков рассмеялся. Зайончковская уселась за парту и отвернулась.
– Итак, голосуем, – взмахнул руками Чепрятков. – Кто за то, чтобы назначить виновным Гобзикова, прошу поднять руки.
Руки поднялись.
– Ага, большинство, – удовлетворенно кивнул Чепрятков. – Воздержавшихся в расчет брать не будем, воздерживаться несерьезно. Теперь прошу проголосовать тех, кто против.
Я не ожидал, но несколько рук все-таки поднялось. Четыре.
Конечно же, против была староста Зайончковская. Я в этом не сомневался. Правовое государство да будет построено!
