Поселок, будь ты трижды неладен и благословен!!!
Башмаки гулко бухают по деревянному настилу. Чертов поселок совсем взбесился: еле тащится, вместо того чтобы вихрем нестись навстречу! Почему перила плывут мимо еле-еле, качаясь, как во сне? Почему мост дрожит? Неужели столбики подломились, мост упал в речку и его несет прочь? Настил скрипуче расхохотался, норовя исподтишка ударить в лицо. Но пара мощных лап помешала Гансу упасть.
— Ты сделал это! Клянусь Зубом Ваала, ты принес огня! Хорал мне в печенку!
В небе парила счастливая морда Азатота, сияя иглозубой ухмылкой. Ноздри старшего по бараку жадно втягивали аромат горящей смолы.
— Давай! Давай скорее!
— Там… сера… за пазухой…
— Вижу, вижу! Ох, и пахнет! Вкуснотища!
Ганса бережно уложили на траву. Старик зажмурился, готов умереть от блаженства. Цветы, шелест травы под легким ветром. Плеск реки. Отзвук гимнов в вышине. И ничего не надо делать, никуда не надо спешить — можно просто лежать… Успел? Опоздал?! — об этом он старался не думать.
— Человек Ганс Эрзнер! — набатом ударило в уши.
Ганс дернулся, открыл глаза.
— Человек Ганс Эрзнер, сучий ты потрох! На выход! С вещами!
Сказать, что громоподобный лай был злым и раздраженным — значит ничего не сказать. Плохо скрываемое бешенство пропитывало его насквозь. Шайбуран, семеня лапками, подбежал, помог Гансу встать. Указал на давешний холм, являвший собой границу узилища. Там в нетерпении приплясывали знакомые псоглавцы.
Гончие Ада.
— Ты их не бойся, — шепнул, склонившись к уху, черепаук. — Если ты не наш, пусть подавятся, заразы. Сами лопухнулись, ягнята курчавые. Теперь обязаны обратно доставить. В целости и сохранности. А языком тово… языком пускай костерят. Не страшно.
— Ага! — подмигнул демону Ганс. — Пусть язык засунут знаешь куда?
— Знаю. Ну, поминай лихом! Прощай.
— Прощай.
Очень хотелось спросить, что с Калаором, но — не стал. Боялся услышать в ответ…
— Шевелись, паскуда! Наизнанку выверну!
От поселка раздался вой, визг, и Ганс, переходя злополучный мост, не выдержал: обернулся. Демоны изощрялись в презрении к Гончим: свистели, каркали, хлопали себя по задницам, коротышка-Шайбуран скакал и строил рожи, приставив к голове два пальца на манер рожек, — видимо, позабыв про вполне достойные рога, доставшиеся от рождения! Факела, горшка со смолой, равно как кусков самородной серы нигде видно не было: то ли спрятали, то ли успели использовать по назначению… Калаор, четырехглаз, ты жив?
