Трюм судна напоминал шляпу волшебника. Хотя мы думали, что зафрахтовали его за фунт стерлингов в день исключительно для себя, мы скоро обнаружили, что оно битком набито зайцами. На палубу вышла рослая женщина. На ее лицо бросала густую тень соломенная шляпа с широкими полями. У нее на руках был грудной ребенок. Его черные спутанные хохолки были перевязаны двумя невероятными бантами бледно-розового цвета. Затем вышел восемнадцатилетний юноша с налитыми кровью глазами и опухшими веками. На нем была только нижняя фуфайка, и мы подумали, не проиграл ли он верхнюю рубашку на скачках, как это сделал наш первый шкипер. Юноша прилег на палубе и проспал большую часть дня. Подошвы его ног выглядели ослепительно белыми на фоне его черного, как смоль, тела. Вылез старичок с седой щетинистой бородкой, да еще мальчик лет двенадцати. Им заканчивался список пассажиров. На мальчике была надета заношенная рубашка без рукавов. Он сидел на палубе, скрестив ноги, и жевал сахарный тростник. Он постоянно смотрел на нас и скалил зубы, когда ему удавалось поймать наш взгляд. Свободной рукой он время от времени чесал себя, по-видимому сильно страдая от зуда. Трюм, из которого вышли зайцы, все же не стал пустым. Он простирался по всей двадцативосьмифутовой длине посудины и был так набит мешками муки и сахара, что трудно было себе представить, где там прятались люди.
Когда Нассау стал исчезать за горизонтом, я принялась рассматривать парус «Прогресса». Он был сделан из парусины, сплошь из заплат, вперемежку с маленькими кусочками материи, в прошлом, возможно, это были старые носовые платки, изношенные блузы или обтрепавшиеся штанины. В нем было девяносто три явных дырки, некоторые из них величиной с серебряный доллар. Земля уже исчезла из виду; мы шли с попутным пассатом поперек океанской отмели к острову Андрос. Перед выходом мы не сверились с картой и совершенно не представляли, что нам придется выйти далеко в разыгравшийся синий океан и пройти над большими глубинами. В этих местах промеры показали глубины в тысячу саженей; ветер и волна достигают здесь очень большой силы. Под воздействием ветра судно накренилось, рея стала задевать гребни больших голубых волн, вздымавшихся под нами и гнавших нас вперед. В океане мы чувствовали себя не менее одиноко, чем Колумб, и так же, как он, мы не знали, что нас ожидало впереди. Капитан Джонсон сказал:
— Том, стань за руль.
От этого спокойствия у нас нисколько не прибавилось.
