– Хоть тебе покаюсь… – пробормотала она.
– А что, бабушка, а что?
– Натворила я дел…
– С кикиморой?
– Какая кикимора?.. Нет никакой кикиморы…
– А кто же в жениховом доме шалил?
– То-то и оно…
Старая домовиха взяла горстку мелких камушков, раскинула на дощечке, получилось что-то нехорошее. Она смахнула камушки обратно в мешок из мышьей шкуры.
– Думаешь, почему я так зажилась? – спросила вдруг. – Вот уж и правнуков вынянчила, и скоро праправнука обещались мне принести?
– Здоровье у тебя такое оказалось, – предположила Неонила Игнатьевна.
– Ну, и здоровье тоже, я все то и дело поправляю. Средство у меня такое имеется. Поправим, что ли?
Средство оказалось ядреной настойкой, от которой во рту – огонь, а в башке – сперва блаженная пустота, потом мысли, похожие на разноцветный птичий пух.
Возможно, бабка Бахтеяровна просто хотела самом себе развязать наконец язык.
– И когда же это было? А, поди, при государе императоре… – неожиданно сказала она. – Хозяева лошадей держали, хозяйский сынок в каваре… кавареле. ка-ва-лер-гардах служил! Да ты пей, пей, оно не вредное. И посватали мне домового дедушку из хорошего, богатого дома. А я девкой была норовистая – нет и нет! Другой мне полюбился…
– Как это? Так не бывает, чтобы девке кто-то полюбился! – убежденно воскликнула уже пьяненькая сваха.
– Не галди! Бывает! И я к нему самовольно ушла.
– Ахти мне!
Действительно – дело было неслыханное, и для теперешнего шалопутного времени отчаянное, а при государе императоре – и вовсе невозможное.
– Вот те и ахти… Недолго я с ним прожила – он счастья своего не умел понять! – грозно произнесла бабка. – Другую ему сватать стали. Гляжу – он к свадьбе готовится! Три дня и три ночи ревела я не переставая – слышишь, девка? Теперь так уже не ревут!
Неонила Игнатьевна на «девку» не обиделась – понимала, что для бабки Бахтеяровны она еще – несмышленыш.
– И от этого рева в меня сила вошла…
– Какая сила, бабушка? – удивилась сваха.
– Сама не пойму. Я даже и не заметила, как это сделалось. Вот я его перед собой поставила и спрашиваю: ну, так с кем из нас жить будешь? Он жался, изворачивался, наконец брякнул: к той пойду! И я ему в ответ: пойдешь, да не дойдешь! Помяни мое слово!
– Ахти мне! – в который уже раз ужаснулась сваха.
– Кабы он мне не перечил – может, и обошлось бы. Так нет же! И чего такого сказал – не помню, только взбеленилась я до крайности! Ступай, кричу, и чтоб те пусто было, крысиный выкормыш, чтоб те было пусто! И кто слова-то подсказал – до сих пор не ведаю. Он и пошел…
