– Алло, слушаю. Кто говорит?
Менцель остолбенел. Этот голос... Необыкновенно нежный и мелодичный женский голос... Волшебный голос... Он сразу попытался представить себе ту, кто говорила таким голосом.
– Я слушаю... Кто говорит?
Он вздрогнул и быстро произнес:
– Девяносто пять – сто двадцать четыре?
– Да, синьор...
– Я бы хотел поговорить с Артуром Ламмом.
– Его сейчас нет, синьор, и я не знаю, когда он вернется. Вы можете передать мне то, что хотели сказать ему?
Менцель перестал бояться. Женщина с таким голосом не может знаться с убийцами. Это невозможно... Он пробормотал:
– Ваш муж действительно журналист?
Пауза. Несомненно, удивление. Волшебный голос зазвучал снова, но с ноткой сдержанности:
– Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат. Но он действительно журналист. Что вы хотели?
Менцель с трудом проглотил слюну.
– На какую газету он работает?
Новая пауза. В голосе прибавилось сдержанности:
– На какую газету? Ни на какую. Он работает в крупном агентстве печати... Но вам лучше поговорить об этом с ним самим при встрече. Хотите, я назначу вам время?
Менцель медленно повесил трубку на рычаг, чтобы до последней секунды слышать очаровавшие его звуки голоса этой женщины... Она должна быть блондинкой с большими голубыми... нет, с зелеными глазами; скулы немного выступающие, очень длинные ресницы, восхитительный рот, томный вид. Тело должно быть прекрасным, гибким и волнующим; ноги... Менцель совершенно ясно видел ее ноги... Это было нечто необыкновенное...
Значит, этот Артур Ламм действительно журналист. Но что он хотел от Менделя?.. Возможно ли, чтобы Франц Халлейн, даже зная, что за ним идет охота, открыл репортеру такую опасную тайну?
Чудесный голос молодой женщины – а она могла быть только молодой, не больше тридцати – все еще звучал в ушах Менцеля. Комната показалась ему менее мрачной, а жуткие обои и убогая обстановка – не такими безобразными.
Сегодня вечером никуда выходить нельзя. Менцель был уверен, что днем ему будет грозить куда меньшая опасность, чем сейчас, когда уже стемнело.
Ему захотелось есть. После ужина он примет снотворное и завтра утром проснется свежим и отдохнувшим. А там будет видно; возможно, он сходит на виа Г. Маркони...
Он снова снял трубку телефона и попросил подать ему ужин в комнату. Матрона, вершившая судьбами гостиницы, немного поломалась, но в конце концов согласилась, правда, перед этим громко спросила мнение Антонио.
Менцель подошел к умывальнику, где горячая вода почти остыла, быстро развязал галстук, стащил через голову рубашку и стал умываться.
