Пират тонким звериным чутьем подметил тоску человека и теперь ни на шаг не отставал от хозяина.
Раз, когда Жилкин особенно долго сидел неподвижно на солнечной стороне около избушки, Пират подошел к нему, положил на колени голову и замер. Жилкин, занятый своими думами, потрепал Пирата по спине; длинные тонкие пальцы ученого рассеянно перебирали густой мех на загривке и спине. Вдруг пальцы остановились на секунду и снова принялись быстро бегать по спине от загривка до хвоста, но на этот раз уже более сосредоточенно: под густой звериной шерстью Жилкин нащупал необыкновенно мощную силу — и выход был найден. Хотя пищи осталось немного, но летом умереть с голода трудно, а с первыми морозами Жилкин решил тронуться в путь, навьючив на Щеголя и Пирата необходимый груз.
С этого дня Жилкин начал приучать обоих зверей таскать на спине вьюки. Повторилась история с нартами. Щеголь схватывал всё, что требовал от него хозяин, на лету и, усвоив, уже больше не забывал. Пират поддавался выучке туго и неохотно. Зато он без труда выдерживал втрое больший груз, чем Щеголь Казалось, что у Пирата железная спина и стальные ноги.
Жилкин только улыбался, глядя, как его ученик, очень неохотно, но без всякого видимого усилия тащил на спине вьюки, которые не по силам были взрослому мужчине.
Научные наблюдения кончились, живая натура ученого требовала работы, и он часами обучал и дрессировал своих питомцев. Жилкин уже не кормил Пирата и Щеголя. Весной в тайге они без труда добывали себе корм, питались вволю и, несмотря на усиленную работу, не только не похудели, а сильно окрепли. Щеголь шире раздался в плечах, у него изменился характер. Он стал серьезнее, строже и выглядел рослым, красивым и сильным псом.
Пират, и прежде отличавшийся могучим сложением, теперь, взматерев, поражал силою. Любовь к человеку, проснувшаяся в его звериной душе, заставила его покориться человеку и безропотно подставить спину под тяжелые и неудобные вьюки, ловить по-собачьи человеческий взгляд и вилять от счастья хвостом, когда рука хозяина взъерошивала в знак ласки густой волчий мех на загривке. По счастлив вполне Пират бывал только когда с него снимали тяжелые вьюки и он мог рядом с хозяином лежать, растянувшись на солнце.
Однажды, когда уже на озере не осталось льда, Жилкин, сидя на бревне, ловил удочкой рыбу. Пират и Щеголь лежали рядом, отдыхая после работы, в одинаковых позах. Щеголь спал, вытянув лапы, откинув голову, и только изредка тихонько взвизгивал во сне, как видно, ему снилась охота за зайцем. Пират был похож на большую немецкую овчарку. Он спал не шевеля ни единым мускулом и казался мертвым. Но всё же, хотя он и вырос среди людей, был выкормлен собачьим молоком и сам постепенно превратился в собаку, он неспособен был беззаботно развалиться на солнце, как Щеголь. Он лежал закрыв глаза, уткнувшись носом в землю, и внешне его отдых ничем не отличался от отдыха лежавшего рядом Щеголя. Но на большой голове Пирата стояли чутко настороженные уши. Ни малейший звук не пролетал мимо них. Отдыхая, он слышал и весеннюю звонкую песню синицы, и далекое карканье вороны, и пронзительный крик кулика, и легкий взлет удилища, но всё это были знакомые мирные звуки, и они не мешали Пирату спать.
