– Как же ни в чем не виновен? А как же Сипягин?
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Сипягин был киллером, и если ты его убил, то в порядке самозащиты. Но оправдываться тебе не надо. Слюсарева взяла и Сипягина на себя. Так что просто молчи…
На этом разговор закончился. Полковник великодушно похлопал Зиновия по плечу и с чувством исполненного долга вышел из камеры. Он не столько исполнил свой долг, сколько поставил точку в давнем деле. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как погиб Шипилов, и все это время он сомневался в том, что его убил Зиновий. Теперь он знал это наверняка…
2
Солнце слепило до рези в глазах. Оно действительно было ярким: лето, безоблачное небо. Но так сильно слепило оно только Зиновия. Четыре года в полутемной камере, четыре года в могиле. И то, что с ним сейчас происходило, он мог бы назвать жизнью после смерти. Такое ощущение, будто он оказался в раю…
Но не в рай он попал, а в мир, из которого его вычеркнули пятнадцать лет назад. В мир, где он чужой и никому не нужный человек. В мир, который мог бы стать для него адом. Но все же он был благодарен богу и судьбе за то, что суд вынес оправдательный приговор. Свобода. Законная свобода. Но почему в душе не хватает радости? Может быть, потому, что с ним рядом нет Наташи? Нет, и никогда не будет. Зачем тогда, спрашивается, жить? А надо жить. Надо. Потому что жизнь продолжается. Жизнь, которую дал и до сих пор не отнял сам бог…
Зиновий остановился у ограды, за которой возвышалась церковь о пяти куполах. Он вздрогнул от неожиданности. Шел, куда глаза глядят, а ноги привели его к храму. Иначе и быть не могло…
Он помнил эту церковь. Раньше здесь находился какой-то склад. И купола были без крестов. В то время школьникам запрещалось приближаться к церквям на пушечный выстрел. Но время изменилось. Россия уже не та, что прежде. Склада в церкви больше нет. Кресты на золоченых куполах, колокола на колокольне. Светлое благоухающее сияние вокруг храма. Божья благодать. А красиво-то как – залюбоваться можно! И душа поет…
Из благоговейной задумчивости Зиновия вывел человек, коснувшийся его руки. Светлый, пахнущий свежими яблоками человек. Он прошел мимо, сунув ему в руку десятирублевую монету. Зиновий понял, что его приняли за нищего. Но не обиделся. Действительно, его вид оставлял желать лучшего. Из тюрьмы для смертников на свободу не выходят – одежду заключенных не хранят. Но не могло же начальство отпустить его на волю в робе. Поэтому и одели в какое-то рубище с чужого плеча. Старая грязная рубаха с запахом плесени, воняющие мочой брюки, разбитые вдрызг ботинки на босу ногу. Пусть так, зато он на свободе. И у него есть возможность помолиться и поставить свечку за свое чудесное избавление от уголовной напасти. Но прежде всего он поставит свечку за упокой грешной Наташиной души. Жила непутево и умерла так же. Нет страшнее греха, чем самоубийство…
