И все же какая-то доля возможности успеха могла быть. И нашлись товарищи, которые прямо ставили в упрек Николаю Ивановичу его благоразумие, осторожность, нежелание рисковать при незначительных шансах на удачу…
Разумеется, никому не приходило в голову сомневаться в храбрости Николая Ивановича; речь шла не о храбрости, а о чем-то несравненно более высоком – о способности человека к самопожертвованию, к обдуманной, сознательной гибели во имя патриотического долга. Сотни тысяч, миллионы советских людей в час, когда Отечество оказалось в опасности, схватились с ненавистным врагом и в этой схватке явили миру невиданные образцы воинской доблести, презрения к смерти. Но одно дело презирать смерть, идти на рискованную операцию без мысли о своей возможной гибели, другое дело – сознательно и добровольно пойти на смерть ради победы…
– Такой подвиг, – говорил Лукин, когда мы обсуждали поведение Кузнецова, – требует особого рода героизма. Мы должны воспитывать в наших людях готовность пойти в любой момент на это святое дело. («Именно святое», – поддержал Стехов.) Но не всякому это дано. В каждом из наших людей живет высокое чувство патриотизма, и вот это чувство, это сознание своего долга перед Родиной мы должны возвести в такую степень, чтобы любой из нас мог, не задумываясь, отдать, когда нужно, свою жизнь.
Готовить к самопожертвованию! Справедливы ли эти слова по отношению к Кузнецову? Да и не только к нему, а к сотням наших партизан, день за днем совершавших свой скромный подвиг?
…Готовность и воля к подвигу во имя Родины живут в каждом советском человеке, в каждом большевике, партийном и непартийном. К числу таких людей принадлежал и Николай Иванович Кузнецов. И я не сомневался, что не совершил он акта возмездия над Кохом потому лишь, что не хотел идти на бессмысленный риск. Я был уверен, что если в его судьбе еще наступят минуты, когда нужно будет во имя победы жертвовать жизнью, он сделает это, не задумываясь».
Да, можно не сомневаться, что Кузнецов пошел бы на геройское самопожертвование, если бы оказался на приеме у Коха вторично. Но другого такого случая не представилось…
Отказ от принятого заранее плана, мгновенное переключение в связи с изменившейся неожиданно обстановкой всегда самый опасный момент в работе разведчика. Тот самый, когда он может себя выдать. Причем не только губительной поспешностью – иногда оказывается вполне достаточным, чтобы дрогнул голос или мелькнуло в глазах разочарование. И Кузнецов должен был вести себя сообразно своей роли скромного армейского офицера, удостоенного чести быть принятым самим рейхскомиссаром, оставаясь в то же время советским разведчиком.
