Махновец, до того державшийся вызывающе, принял вид еще более гордый и заносчивый и чуть не выкрикнул:
– Ничего от нас, сволочи, не добьетесь! Революционные анархисты своих не выдают! А основные силы батьки нашего повсюду, в каждой мужицкой избе, в каждой деревне, в каждой станице! Вся степь – батьки нашего сила, и вы с тою силой вскорости встретитесь! Тогда не будет вам, собаки, от нас пощады!
Генерал Говорков, казалось, с удовольствием слушал пленного. На лице у него снова появилась ироничная улыбка. Он кивнул, словно соглашаясь с махновцем, и резюмировал:
– Нет, каков Цицерон! Определенно, комиссар.
Есаул Негода знаком подозвал к себе пожилого рослого терского казака в волчьей папахе. Когда тот спешился и подошел к есаулу, Негода что-то приказал ему вполголоса, а затем повернулся к адъютанту Говоркова, молодому драгунскому поручику Стаховичу, и сказал:
– Вы обратили внимание, господин поручик, что в кавалерийской рубке очень часто случается видеть хороший удар, но никогда почти не видишь отрубленной головы?
Стахович удивленно посмотрел на Негоду. Слова его показались поручику более чем странными и несколько даже шокировали его. Есаул же, будто не замечая удивления адъютанта, продолжал:
– Дело в том, что отрубить голову человеку можно только в определенном положении. Для этого нужно обязательно быть с ним на одном уровне. Отрубить голову пешему конный не может, удар придется косо, сверху вниз, и в лучшем случае рассечет ему череп. Вот какое нужно для такого удара положение, – и Негода рукой указал на разговорчивого махновца.
В это время пожилой казак зашел пленному за спину и, неожиданно выхватив из ножен свою тяжелую шашку, нанес по шее махновца страшный и молниеносный удар.
Голова анархиста слетела с плеч и, как мяч, покатилась по траве. Открывшееся на месте удара красное отверстие выплюнуло кверху невысокий фонтан темной крови и тут же сжалось, как детский кулачок, из красного сделавшись почти черным. Обезглавленное тело еще несколько бесконечных секунд простояло и затем грохнулось оземь, обдав Негоду и Стаховича темно-красными брызгами.
– Отличный удар! – раздался сзади восхищенный шепот. – Вы не находите, Ордынцев?
Борис, наблюдавший за всей это сценой, обмер. Тошнота подкатила к горлу. Усилием воли он сдержал рвотный спазм и оглянулся. Поручик Осоргин зло и насмешливо смотрел на него.
– Шел бы ты, Митенька, куда подальше, – доброжелательно посоветовал появившийся из-за спины Осоргина Петр Алымов. – Удар, конечно, неплох, но давай-ка лучше в бою тренироваться, а не на безоружном человеке свое умение показывать.
