Вот этих-то юных дарований, несмотря на мою тесную дружбу с их родителями, я, как мог, старался засыпать на экзаменах, они подавали на апелляции в высшие инстанции и с успехом пересдавали мой курс авторитетным комиссиям. У меня начались неприятности на факультете, моя пристрастность была очевидной. Зато мои знакомые были в восторге, им уже тоже порядком надоело, что отпрыски их же за людей не считают, после всего, что для них было сделано. Так и норовят снисходительно поправлять родительский акцент в иностранных языках или поймать предков на незнании всякой там герменевтики с хренменевтикой, откуда только такие умные вдруг народились?
Единственные, кто спасал меня в это непростое время, были мои любимые студентки-блондиночки со вздернутыми носиками, губками-бантиками, неизменными мини-юбками и плюшевыми талисманами под мышками. Время было не властно над ними, поколение философских “Барби” четко воспроизводилось из года в год. Но что гражданская война сделала с буденновскими скакунами, превратив их в степях Туркестана в верблюдов, то и это проклятое время перестройки изломало моих куколок и вставило им в хорошенькие головки вместо опилок мозги. Конечно, мне было жалко смотреть на эту метаморфозу, но с каким же злорадством я наблюдал на семинарах, как мои милые барышни, с не меньшей домашней подготовкой, чем диссидентские вундеркинды, сражали последних наповал своими оригинальными мыслями, серьезными анализами различных философских школ и направлений, и все это проделывали очень мило, без пафоса и снобизма однополых очкариков. А после занятий садились в свои только появившиеся модели иномарок и любезно предлагали подвести до метро сокурсников, которые бежали их как чумы. Я готов был каждой моей блондиночке целовать руки и ноги за моральную поддержку и сочувствие. В добрый путь вам, будущие женщины-философы, мисс “Надежды России”!
С моей женой очень легко было играть в ассоциации: поэт - Пушкин, лишний человек - Евгений Онегин, молодые влюбленные - Ромео и Джульетта, имя - Роза и так далее… Она и без всякой игры злоупотребляла шаблонами и тавтологиями, одни и те же образы талдычила снова и снова, затирая их до отвращения. Любой человеческий поступок укладывался у нее в схему, построенную из литературного материала. Она не могла жить “не в образе”, нужно было только угадать, кого она сейчас из себя строит, и при желании подыгрывать ей. Насколько я знаю, некоторые так и поступали в ее отношении, я же - дурак! - пытался докопаться до ее истинного “я”, обнаружить крупинку настоящего естества, не замутненную чужими примерами душу и не мог. Не случайно я вспомнил про замечательную работу Крошки Ру об использовании в психоанализе символов-образов по Виттгенштейну. Так я начал одну из своих главных разработок в гендерных исследованиях, которая могла бы помочь разобраться в тонкостях женской психологии. Я начал очередную серию опытов, где подопытным объектом выступала моя любимая жена. Я мечтал создать матрицу женского поведения, используя все новейшие достижения новых технологий, психологии, философии, лингвистики и даже модной нынешней дисциплины - логистики (не думайте, что я наивно путаю ее с логикой, я ведь не Крошка Ру).
