Самое главное было - неожиданно подскочить к ней, поймать врасплох и спросить, о чем она в этот момент думала. Как правило, она отвечала враньем, но заметьте - литературным враньем! Оставалось понять, почему она в этот момент автоматически использовала тот или иной образ. Мне казалось, что я, как никогда, близок к разгадке ее “я”, однако отношения наши становились все хуже и хуже. Она пила, думая, что я ничего не замечаю. Как это можно было не заметить! Я пытался договориться с наркологами, но для этого, во-первых, надо было опять положить ее в психушку, а мне бы так не хотелось этого делать, но самое главное - для успеха было необходимо ее желание избавиться от этой пагубной привычки, а желания-то как раз и не было. Гораздо позже, чем миазмы перегара, я почувствовал, что она начала мне изменять. Мне было неинтересно с кем, я далек от образа Отелло, меня поразило, что это вообще было возможно. Зачем? Почему? Разве я мало уделял ей внимания? Как раз наоборот - бегал за ней и каждое ее слово записывал, заделал ей двух дочек, диссертацию за нее написал, в Америку отправил… Америка- разлучница! Это она увела у меня жену, зачем, зачем я своими руками разрушил наше нуклеарное состояние “жена-муж-дочь-еще дочь”. Как мне жить без своей половины и еще двух четвертушек, отправленных мною учиться за рубеж, подальше от мамашиных загулов?
Единственное, что попросил я ее тогда - хотя бы соблюдать элементарные приличия, не водить своих хахалей в наш общий дом, но она уже закусила удила и понесла! Потом вдвоем с одним из ее придурков они выставили меня из дома, вытащив на лестничную площадку все мои рабочие материалы и книги по философии. На некоторое время пришлось вернуться к родителям.
А в отчем доме меня ожидала самая большая измена в моей жизни, хотя уж кто-кто, но я должен был быть к этому готов, если учитывать историю моей семьи. Моя любимая мама, небесное создание в японских шелках, считала, что во всем произошедшем - моя вина, а жена моя - страдалица, жертва неудачных семейных отношений. И в ее утешение мама подарила этой “страдалице” семейную реликвию, о существовании которой я и не догадывался, - золотой медальон в виде дорогой миниатюрной книжицы с эмалевой инкрустацией на обложке, с золотым замочком-застежкой, внутрь медальона были вставлены фотокарточки ее отца и матери, изображения которых никогда не было в нашем доме. Более того, рассказала этой недоделанной женщине-философу, этой плебейской твари из опустившихся польских шляхтичей, этой подстилке для американских президентов и их отпрысков… в общем - моей бывшенькой, историю своей жизни, родительские судьбы и так далее, то, чего я так долго и безуспешно пытался всю жизнь у нее узнать, да еще велела ей все это хранить при себе, пока не настанет черед передать дочерям по наследству.
