– Считаешь преднамеренной утечкой, не так ли?
– Полагаю – да, тем более что у меня есть определенные доказательства.
– И теперь ты возомнил себя неким миротворцем, – засмеялся он саркастически.
Не совсем так, но повод для подобных мыслей у меня был. Возможно, имелось что-то большее, чем одна телеграмма, какое-то иное сообщение. Ведь немцы получали информацию порциями. Все это мне нужно было хорошенько «переварить».
– В общем, забудем пока об этом, – снизошел наконец Адлеркройз. – Но в будущем держи себя в руках. Смотри, чтобы у немцев не было больше поводов слать телеграммы.
Выйдя из кабинета, я от всей души клял людей рейха: не иметь приличного кода, на худой конец, не менять его достаточно часто, раскрыться так просто! Я избегал их в дальнейшем. И одновременно повысил оценку русским: они-то не «прокололись» на такой ерунде.
Остальное время на родине протекало спокойно. Я «держал себя в руках». Затем наступил период активных полетов, и мне пришлось расстаться со Стокгольмом и штабной работой на целых два года. Скажу, что был очень близок к тому, чтобы никогда больше не вернуться домой, оставив свое имя в числе многих в вестибюле штаба ВВС – на мемориальной доске погибшим летчикам…
Это случилось 13 февраля 1944 года. Дело происходило вовсе не в пятницу, но тем не менее несчастье нагрянуло. Ничто, казалось, не предвещало его, в том числе и погода. Было холодно, ясно, солнечно. Идеально голубое небо и снег – масса снега в сопках над городом горняков Еливаре, к северу от Полярного круга. Зимний аэродром располагался на озере, и самолеты стояли здесь в длинном ряду, прямо на ледяной полосе.
Командиром этой авиационной части был капитан ВВС Стиг Веннерстрем. В тот день он лично поднялся в воздух на «Красном Людвиге», как шведы в шутку называли этот самолет. Авиатехника в части имела буквенное обозначение красного цвета – отсюда «красный». И литер «Л» – значит, «Людвиг». Отечественный самолет, двухместный пикирующий бомбардировщик – самый обычный для того времени. Двигатель, правда, у него был не отечественный, а итальянский и по качеству вызывал массу нарицаний. Зато шасси сконструировано хорошо: колеса заменялись лыжами, и когда шасси втягивалось, нижняя поверхность лыж, прильнув, образовывала обтекаемое подбрюшье самолета. Убирались они с легким щелчком, который больше ощущался, чем слышался.
В тот раз, поднявшись на высоту около 2000 метров, Стиг заподозрил неладное с указателем температуры топлива. Зная по опыту, что стрелка порой неожиданно соскальзывала с зеленого сектора на красный, пилот не отнес это на счет серьезной неисправности в двигателе, хотя, как уже упоминалось, его итальянское качество летчики дружно костерили. Но в мире шла война, приходилось довольствоваться тем, чем располагала армия. А стрелка дрожала на границе зеленого и красного…
