Ну, предложения мои одобрили; грузчики, трактористы, раскряжевщики ликовали: «Даешь комплексную! Прогрессивку – всем!» И даже Ефименко проголосовал за.
– Если, – говорит, – мастер подсчитал, что так выгодней и людей меньше надо, давайте выделим на строительство общежитии. Я трех вальщиков даю.
И снова кричали: «Молодец, Ефименко!»
Мы выбрали бригадиром комплексной бригады Анисимова, назначили шесть плотников и разошлись. «Ну, – думаю, – теперь конец междоусобице».
А на следующий день в поселке только и разговору: «Варьку с новым мастером застукали!» Тут я и понял, что попался глупо, как заяц, в петлю Ефименко. Теперь все подробности истории с Варей встали в моих мыслях совсем в ином свете. И я понял, что сам же на собрании помог Ефименко затягивать на себе петлю и что теперь я ничего не смогу сделать в свое оправдание. Я догадался, что все это было подстроено Ефименко, и он, чтобы снять подозрения с себя, вчера при всех поддержал меня. Мне даже и оправдываться нельзя, ведь каждое слово оправдания – это капля масла в огонь сплетни. Мне оставался единственный выход – терпеть и не обращать внимания. Не подумайте, что это легко, особенно когда у вас есть жена, которую вы любите. Я понимал, конечно, что до нее дойдет сплетня, и готовился заранее вынести любой скандал. Но и здесь меня поджидал подвох. Да, служба…
Встречается мне в тот день на лесосеке Редькин, уцепился, как всегда, за пуговицу на моей рубахе, и так это снизу вверх поглядывает на меня своими насмешливыми глазками и с притворным прискорбием спрашивает:
– Как же это вы поступаете так неосторожно? Нехорошо, брат, весь участок ославил.
– Вы это, – говорю, – о выдумке насчет Вари? Пустая болтовня!
Он весь сморщился, как мяч, из которого выпустили воздух.
– Я не утверждаю, но тем не менее вам неприлично оставаться на этой площадке… Ни в пользу лично вам, ни для дела. Я на всякий случай держу для вас место на другой точке, в Озерном.
Ах ты, зараза, думаю! И здесь объегорить хочешь! Но молчу… А только эдак сдержанно говорю ему:
– Благодарю за заботу. Отсюда никуда не уеду.
Ты ж понимаешь, служба, что значило для меня уехать на новую мастерскую точку? Во-первых, принять на себя позор сплетни, а во-вторых, и это – главное, бросить начатое, обмануть рабочих, поверивших мне; уступить перед той же мерзкой расчетливостью, которая вышибла меня из родного города. Нет, только не это.
Силаев быстро закурил и несколько раз глубоко и жадно затянулся.
