Проехав "Тезиковку", вокзал, район Госпитального рынка, Слива останавливал машину на Саперной, где-нибудь в укромном дворике.
- Давай, - говорил Слива, деликатно отворачиваясь и сплевывая через окно машины. На заднем сиденье нетерпеливо ерзал Пинц. Доли своей дожидался, водоросль зеленая. А за что, спрашивается?
Катя неохотно лезла за пазуху, вынимала пачку в носовом платке и отдавала Сливе. Тот пересчитывал, бормоча, слюнявя палец, ошибаясь, вновь принимаясь отсчитывать. Катя смотрела на его манипуляции с тихим презрением. Сама-то она деньги считала молниеносно - проводила большим пальцем по ребру собранной пачки и точно называла - сколько в ней купюр.
Слива отсчитывал Катину долю, - сотни полторы-две, это зависело от заработанного, - потом откладывал себе и Пинцу. Остальное отвозили Семипалому. Прямо в часовую мастерскую на углу Карла Маркса.
…Однажды зимним, необычайно прозрачным воздушным днем, после особо удачного дела, сидя в машине рядом с осточертевшим ей Сливой, Катя вдруг поняла, что пора прикрывать благотворительную контору по поддержанию жизни в бездарных душах этих шелудивых псов. Нет, конечно, они рыщут по базарам и ищут фраера. Иногда добывают хороший товар, который можно перепродать втридорога. Ну и Слива, отличный механик, со своей, из железной требухи собранной, "эмкой", всегда на подхвате, что удобно…
Но - равная с Катей доля - им, мелким барыгам?
В том же дворе, возле низкого голубого штакетника, огораживающего укрытые на зиму, припорошенные снегом и перевязанные, как вареная колбаса - веревками, толстые виноградные лозы, Слива остановил машину и, как всегда, велел доставать деньги.
Не двигаясь, Катя со скучающим видом смотрела в окно, на крыльцо жактовского домика, каких много было в этом дворе.
На крыльце сидела большая рыжая псина и остервенело выкусывала блох у себя в паху.
- А'тистка, п'оснись! - окликнул Пинц с заднего сиденья.
Катя нахмурилась и сказала Сливе:
- Крути к Семипалому.
Слива изумленно воззрился на нее:
- Чего это?
- Он поделит.
Повернувшись к ней всем корпусом, Слива несколько секунд ее разглядывал.
- Не мудри, девка. Пусть все по-хорошему, дребанный шарик!
- Семипалый делить будет. По-настоящему.
- Это как - по-настоящему? - тихо и опасно спросил он.
- А так, что ваша доля с моей не ровнится, - спокойно ответила она.
- Это почему же не ровнится? - вкрадчиво уточнил он.
- Потому что она с Семипалым спит! - ехидно выпалил Пинц сзади.
Снег под собакой на крыльце растаял, подтек. Солнце прыгало по сосулькам, свисающим ледяной гроздью из раструба ржавой водосточной трубы.
