Он обернулся. Жутковато плавал мохнатой медузой глаз его в линзе картонного стаканчика.
- Ведь мы с вами не вояки, правда? Вы - девушка, существо робкое. Я - инвалид, - он приподнял левую, перебинтованную ладонь с двумя уцелевшими пальцами, большим и указательным. Рука была похожа на клешню.
Кате стало зябко, все перемешалось: длинный тип, бегущий на нее в яром азарте, кровавый оскал избиваемого, "допросился, сука!" - и вот это, спокойное - "Жаба, не увлекайся!"… Неуютно было под линзовым глазом морского чудовища, и она вдруг поняла со всей ясностью, что уж ей-то и в самом деле милиция вовсе не нужна.
- Часы только не попортьте, - сказала она хмуро. Семипалый расхохотался.
****
Дня через два, вечером, накануне ноябрьских праздников Юрий Кондратьич вдруг появился у бабы Лены. На Катиной памяти это было впервые.
Она сидела у себя за занавеской, штопала чулок и слушала повизгивание и поскуливание, а время от времени - шлепки и яростное пыхтение, - Колян и Толян делали уроки. Когда приготовление уроков принимало слишком уж безобразные формы, бабка Лена вскрикивала грозно: "А ну! Вот счас мать зайдет!" - но стоило бабке на минуту выйти из комнаты, внуки принимались яростно материться шепотом - думая, что Катя не слышит.
В такой-то момент дверь бесшумно распахнулась, и уже знакомый, врастяжечку, голос произнес ласково:
- Ай, красота! Что умолкли, птенчики? Валяйте дальше, пока бабка во дворе.
Вслед за этим последовали два звонких сухих шлепка, вытье племянников и грохот падающих стульев. Это Толян и Колян разлетелись по углам от двух полновесных затрещин. Катя испуганно выглянула из-за занавески.
Семипалый принарядился. Костюм на нем был черный, бостоновый, сорочка белая, наглаженная… Это интересно, кто ж ему так чисто стирает? - и выглядел он гораздо моложе, чем накануне в будке. Пожалуй, больше тридцати пяти ему сейчас не дать. Да, если приглядеться к нему как следует, - Семипалый мужик видный. Глаза только странные, опасные такие глаза, обманчивые, - веки ленивые, припухшие, а серая радужка зрачка заключена в четкий черный обруч, и цепким гвоздиком вбит зрачок. Вскинет Семипалый веки и насадит тебя на острие зрачков, словно букашку.
- Как часики идут, клиентка? - спросил он Катю приветливо, подошел и, неожиданно склонившись, так что волосы рассыпались на пробор, поцеловал ей руку. В Кате все обмерло и горячим гулом обдало сердце - ей никто еще не целовал руки, и вообще такое шикарное обхождение она только в заграничных фильмах видела, в летнем кинотеатре, в ОДО.
