Он крепко задумался. А задумавшись, пришел к тому, что, вероятно, ему не дает спокойно спать реликтовая агрессия, присущая первобытным самцам, которая ищет выхода таким чудовищным способом. И что ей необходимо дать выход, очиститься от ее утробных залежей. Вывод, надо сказать, весьма своеобразный, от такого рода сублимации классики психоанализа, несомненно, пришли бы в ужас.
И он купил нож. Настоящий нож.
– Это такой с желобком для стекания крови? – перебил я рассказчика.
– Да, – ответил он, – с желобком.
– Такие, помнится, при советской власти продавали тем, у кого был охотничий билет. Как сейчас помню, семь пятьдесят стоил.
– Я как-то не очень насчет того времени, – признался рассказчик. И выпил еще грамм пятьдесят. Купив нож, он осознал, что должен кого-нибудь им убить. Для самоочищения. И что это будет, строго говоря, не совсем убийство, а жертвоприношение. Этот человек будет принесен в жертву их любви. Их уникальной и прекрасной любви, которая выпадает, может быть, раз в столетие. А то и реже. Как, скажем, после рождения Рокфеллера прошло лет сто пятьдесят, а то и больше, и лишь после этого родился Билл Гейтс. И этот человек, которого он принесет в жертву, будет абсолютно никчемным человеком. А то и вредоносным, отравляющим жизнь, словно прохудившаяся бочка с ядохимикатами.
И он поехал с ножом на Киевский вокзал. Ночью, потому что ночь – это время, когда в нем, в спящем, просыпается реликтовая агрессия.
В скверике нашел спящего бомжа.
Поблизости никого не было.
На проплывавшем вдалеке теплоходике долбила музыка.
Было душно.
Он наклонился к бомжу, чтобы рассмотреть лицо. Но лицо было упрятано отчасти в подмышку, отчасти в кудлатость.
Жутко разило чем-то запредельно мерзким, удушающим. Чем-то таким, что мог приготовить лишь парфюмер Гринуй.
Выпрямился и отступил на три шага, чтобы отдышаться.
Стал думать.
Куда?
В шею?
В сердце? Но где оно, с какой стороны?
Спереди не получится. Неудобно лежит.
А сзади, вдруг попадешь в лопатку.
Не ощупывать же. Хоть и спит мертвецки, но мерзко и подумать о прикосновении.
Или все же в шею? Перерезать горло – и будет только хрип негромкий. Он это знал, он это видел в детстве, в фильмах про итальянцев.
Решил все же в спину. Для чего нащупал своей левой рукой свою левую лопатку и определил, что она заканчивается на уровне середины расстояния от плеча до локтя.
Нет, это не годилось, поскольку бомж закинул руку на голову.
Промерил ножом. От плеча до нижней кромки лопатки полтора лезвия.
