Я чертыхнулся, дернул за край ни в чем не повинного башлыка, подставляя шею морозу и ветру. «Не пропадай, Филибер!..» Я-то не пропаду, друг Василий…
Снег… Рота красноармейцев на подходе.
* * *
Юнкер Принц ждал меня, там, где и договаривались – в огромном неуютном номере гостиницы «Европейская», где даже ковры пропахли клопами. К моему удивлению, он был при полном параде: темный костюм, шелковая рубашка, галстук-бабочка. Очки новые – в золотой оправе.
Форму в поездку я надевать запретил. Мало ли, кого по пути встретить придется? Пришлось моему Принцу путешествовать в сущем рванье, поэтому когда парень попросил разрешения приодеться, возражать не стал. Благо, денежное довольствие в отряде выдавали регулярно.
– Господин капитан" Юнкер фон Приц… Николай Федорович, я… Я смешно выгляжу?
– Что вы, Сергей! Вид у вас очень даже… А мы куда-то собираемся?
Оклад Принцу я установил офицерский. На нем висела вся наша бухгалтерия, кроме того, парень был вынужден заниматься еще и адъютантскими обязанностями, от чего изрядно страдал. Но я был неумолим: в отряде хватало бойцов с нормальным зрением. К тому же характер у меня – не сахар, а мы с Принцем уже успели притерпеться друг к другу.
– Какая тетушка, Сергей? Ах, да, рассказывали, помню. Думаете, нас будут рады видеть? Не знаю даже, плана на вечер у меня нет, даже пакистанского… Ладно, ведите!
К тетушке? А почему бы и не к тетушке?
* * *
– …Господа, господа, чаю, пожалуйста, чаю! И пирог, господа, угощайтесь, угощайтесь!..
– Эх, пропала Россия!
– «Я синеглаза, светлокудра.
Я знаю – ты не для меня…
И я пройду смиренномудро,
молчанье гордое храня.
И знаю я – есть жизнь другая,
где я легка, тонка, смугла,
где от любви изнемогая,
сама у ног твоих легла…»
– Иверскую часовню – вдребезги, одни кирпичи остались. На Спасской башне икону расстреляли, и Чудов монастырь пострадал, и Большой дворец. А юнкеров-мальчиков – штыками, штыками…
– Ироды, ироды!
– Чаю, господа, чаю!..
– «И, замерев от сладкой муки,
какой не знали соловьи,
ты гладишь тоненькие руки
и косы черные мои…»
– Николай Федорович! Вот вы все время говорите о войне. Что начинается, что это – лишь первые зарницы. Какая война? Никто воевать не хочет, с нашего курса почти половина по домам разъехалась. Если чуда не произойдет, большевики придут и сюда, и в Киев, и на Камчатку. Я это не тому, чтобы оружие бросить, но вы же видите – никто и не думает сопротивляться, даже казаки!..
– Вы правы, Сергей. И – неправы. Я слыхал про одну великую… великую Империю. Однажды три… три губернатора собрались и решили, что этой Империи больше нет. И ее не стало – никто не вышел на защиту, ни один танк, ни один человек. Но сейчас так не будет. Чтобы победить, большевики распустили армию – двенадцать миллионов «человеков с ружьем». Эта лавина сметает, как цунами, все на своем пути – а следом идут Антонов и Сиверс. Они еще не понимают, что волна дойдет до краев – и отхлынет назад. И тогда начнется по-настоящему. Даже если один из дюжины не довоевал, представляете, сколько будет желающих пострелять? Не за царя или за Маркса, а просто так, потому что привыкли. Это и есть секрет войны, Сергей: миллионы тех, кто с ружьем, кто хочет – и кто будет сражаться…
