Теперь наш ветеран, что в рабочем кабинете стоит. Выпуска тридцатых годов. Крепенький ящичек. С двумя отделениями: верхним и нижним. И от каждого свой ключ».
Он порылся в сумке и достал ключи на стальном хромированном кольце, внимательно на них посмотрел и снова положил в сумку. В сравнении с Татьяниным ключом они кажутся вдвое большими, хотя и ее ключ тоже не мал и увесист.
Далее… Что у нас осталось? Железный самодельный ящик в сельсовете. Ну, то и вовсе не подходит.
В отделениях совхоза – втором и третьем? У обоих управляющих в их кабинетах-нарядных – это где они наряды распределяют и подписывают – стоят какие-то железные шкафчики, но какие? Не помнится. Надо будет проверять…
Ну, вот и все. Получается, в Шурале нет аналога Татьяниному ключу. Но он, черт побери, есть. Должен быть. На это указывает другой факт. Хотя, опять же, и этот факт – еще не факт насчет ключа от сейфа. Дьявольщина, самому бы не запутаться!
– Вишь ты, братец Татьяна, – произнес он задумчиво, – доходит дело и до слесаря.
– Ну вот! – обрадовалась Ишечкина. – Я ж говорю!
– Хорошо! Давай еще раз уточним, что у нас с тобой пропало. Итак, тысяча, говоришь, сто пятьдесят – и сколько?
– И три рубля.
– Как в аптеке?
– Могу побожиться, Кузьма Николаич! Одна мелочь оставалась в ящике, вот она.
– И, значит, авоська?
– И авоська, – подтвердила Ишечкина с готовностью, но глаза ее, бледно-зеленые, слегка выпуклые, начали вдруг наполняться слезами, она всхлипнула.
– В чем дело, Тань?
– Кузьма Николаич, – вымолвила она виновато, – пропало еще кое-что.
Участковый едва не подпрыгнул.
– Что – кое-что? – вскричал он.
– Ругаться будете.
– А как же? Ясное дело, буду! Говори сейчас же!
– Там, в сейфе… лежало… лежали…
– Не морочь голову! Слышишь?
– Да я не морочу, – немного осмелела она. – Мне при стариках не хотелось говорить: ведь так накрутят, так накрутят, такая сплетня покатится!..
– Да что же это наконец?! – вспылил Буграев. – Письма, что ли, любовные?
– Какие еще письма, Кузьма Николаич? – в свою очередь выразила недовольство Ишечкина. – Что я, девочка с письмами дурака валять? Мои вещи украли, личные.
– Что еще за личные? Белье, что ли?
– Ну не белье, а… В общем, три ветровки и две пары кроссовок.
Признавшись наконец, она успокоилась и впервые без тайной боязни посмотрела на участкового.
– Личные, значит? – жестко переспросил он.
– Мои.
– Почему же ты их не дома хранила, а тут?
– Да какая разница, тут или дома? Могли бы и дома украсть.
