Избранные страницы | страница 49
– Нет, не я, – сказал он, отступая.
– Больше никто не мог мне прислать. Если не вы – значит, он. Зачем вы тратите такую уйму денег?
Я поболтал рукой и застенчиво сказал:
– Оставьте! Стоит ли говорить о такой прозе. Деньги, деньги… Что такое, в сущности, деньги? Они хороши постольку, поскольку на них можно купить цветов, окропленных первой чистой слезой холодной росы. Не правда ли, Вася?
– Как вы красиво говорите, – прошептала хозяйка, смотря на меня затуманенными глазами. – Этих цветов я никогда не забуду. Спасибо, спасибо вам!
– Пустяки! – сказал я. – Вы прелестнее всяких цветов.
– Merci. Все-таки рублей двадцать заплатили?
– Шестнадцать, – сказал я наобум.
Из дальнего угла гостиной, где сидел мрачный Мимозов, донесся тихий стон:
– Восемнадцать с полтиной!
– Что? – обернулась к нему хозяйка.
– Он просит разрешения закурить, – сказал я. – Кури, Вася, Лидия Платоновна переносит дым.
Мысли хозяйки все время обращались к букету.
– Я долго добивалась от принесшего его: от кого этот букет? Но он молчал.
– Мальчишка, очевидно, дрессированный, – одобрительно сказал я.
– Мальчишка! Но он старик!
– Неужели? Лицо у него было такое моложавое.
– Он весь в морщинах!
– Несчастный! Жизнь его, очевидно, не красна. Ненормальное положение приказчиков, десятичасовой труд… Об этом еще писали. Впрочем, сегодняшний заработок поправит его делишки.
Мимозов вскочил и приблизился к нам. Я думал, что он ударит меня, но он сурово сказал:
– Едем! Нам пора.
При прощании хозяйка удержала мою руку в своей и прошептала:
– Ведь вы навестите меня? Я буду так рада! Merci за букет. Приезжайте одни.
Мимозов это слышал.
III
Возвращаясь домой, мы долго молчали. Потом я спросил задушевным тоном:
– А любишь ты детскую елку, когда колокола звонят радостным благовестом и румяные детские личики резвятся около дерева тихой радости и умиления? Вероятно, тебе дорога летняя лужайка, освещенная золотым солнцем, которое ласково греет травку и птичек… Или первый поцелуй теплых губок любимой женщи…
Падая с пролетки и уже лежа на мостовой, я успел ему крикнуть:
– Да здравствует тайна!
Дружба
Посвящается Марусе Р.
Уезжая, Кошкин сказал жене:
– Я, Мурочка, вернусь завтра. Так как ты сегодня собралась в театр, то сопровождать тебя будет вместо меня мой друг Бултырин. Он, правда, недалек и человек по характеру тяжелый, но привязан ко мне и к тебе будет внимателен. Когда вернетесь домой, ты можешь положить его в моем кабинете, чтобы тебе не было страшно.