– Вот что значит – свежий взгляд. Мы тут, в лесах, сами стали варварами… Радогор, займись этим.
– Ясно, – второй эльф беззвучно расстворился среди деревьев. Мы с Минасом подошли к тропинке.
– Что станешь делать? – спросил он. Я задумчиво оглядел лес.
– Сначала, как и положено, явлюсь на допрос. Ждите у полустанка, сегодня вечером туда прилетит молодой серебристый грифон по имени Сапсан. Его легко узнать – он очень похож на меня. Сапсан сообщит, что делать дальше. Эльф улыбнулся:
– Сын?
– Единственный, – я отвернулся. – Его держат заложником.
– Мы за ним присмотрим, – Минас положил руку мне на шею. – Будь осторожен, Кайт. Удачи тебе.
– Ни молнии, ни скал, – отшутился я и быстро, не оглядываясь, зашагал вперёд. Ощущение надвигающейся грозы достигло болевого порога.
Идти пришлось почти час, прежде чем впереди, за последними деревьями, открылась равнина, полого спускавшаяся к далёкой реке. Контраст с живописной природой леса был разительным. Мрачные, почерневшие остовы сторожевых башен, ржавая колючая проволока, обломки механизмов, за долгие годы поросшие травой и сорняками… Вдали уныло темнели рабочие бараки.
Фигурки людей с такого расстояния казались мухами, облепившими гниющий труп завода. Ощущение было, словно меня швырнули из мирной сказки про лесных эльфов и грифонов – прямо на войну. Реальную войну, где нет ни капли благородства и романтики, зато в избытке есть горе, кровь, грязь и, конечно, царица Смерть.
Я покачнулся. Долгие годы в лагере и работа на каторге притупили память о войне. Да и не было у меня особых воспоминаний – с высоты грифоньего полёта, кровь земли не кажется красной. Я хорошо помнил плен, а войну… Война взглянула на меня только сейчас, из руин старого завода.
Взглянула, как никогда раньше. Восемь лет назад мы были молоды, умели летать и сражались с крылатым врагом, высоко в небе, где смертные крики заглушал свист ветра, а брызги крови не успевали оседать на перья. Такую войну воспевают в песнях, о таких битвах мечтают юнцы, едва сбросившие пух. Для такой войны нужны крылья.
Только потеряв небо, я понял, как много имел. Я научился видеть в траве сорняки и колючки вместо ровного зелёного покрывала, познал холодную слякоть осенних болот и обжигающий снег в поле за лагерными бараками, где охранники заставляли грифонов драться себе на потеху, награждая победителя лишним куском мяса. Еды всегда не хватало, и мы дрались.
Иногда в лагерь залетали драконы, обычно молодые, которых на фронт не пускали. У взрослых драконов-бойцов было принято татуировать на перепонке крыльев звёздочки по числу сбитых грифонов, а также носить за лапах браслеты с кисточками от грифоньих хвостов; юным этого не позволялось, но они нашли замену – грифоньи перья. Подрастающие ящеры любили привязывать по маховому перу к каждому рогу и хвастать перед знакомыми драконшами, будто добыли их в бою. На самом деле, они покупали перья в лагерях военнопленных, расплачиваясь безделушками, награбленными их отцами в богатой Элирании. В первые годы охранники лагерей обычно давали грифону, у которого рвали перья, двойной рацион, но потом перестали. Меня это миновало; перья рвать было неоткуда…
