– Такой разумной девочке не место в этой дыре.
Ты рождена для столицы. Я тебя заберу. Будешь умницей, далеко пойдешь.
Теплая, влажная рука старухи сжала ее ладонь.
Инстинктивным желанием было выдернуть руку из этой влажной массы, но страх перед идеологической начальницей порыв остановил.
К коньяку Шукалова больше не прикасалась, но Терентьевой подливала. Зинаида Сергеевна так много никогда не пила. Примерная студентка-общественница, секретарь школьной, а затем институтской комсомолии, она вела показательный образ жизни старой ханжи. В свои двадцать восемь Терентьева оставалась девицей, а болезненное любопытство к сексу тщательно скрывала. И сейчас, сидя за столиком пустого ресторана, ощущая, как под скатертью рука Шукаловой шарила по ее бедру, проникая все глубже сквозь слои трикотажного белья, она осознала, что начинается первый в ее жизни роман. Роман страшный и непонятный.
Московская начальница олицетворяла мощь системы, которую Терентьева с детства приняла как религию.
Через неделю из Москвы пришел запрос. Терентьеву вызывали в аспирантуру. Поселилась Зинаида Сергеевна в квартире Шукаловой. Та жила одна. По утрам, после глотка кофе, Зинаида Сергеевна, бледная, с синими естественными тенями, направлялась на учебу, а старуха нежилась в постели. Понемногу Зинаида Сергеевна научилась делать вид, что омерзительное тело ее покровительницы ей тоже доставляет радость. Шукалова приободрилась, походка стала тверже. По телефону, когда она говорила со знакомыми, часто раздавался каркающий смех. Шукалова собралась на пенсию.
– Закончишь аспирантуру, займешь мой кабинет, – шептала она Зинаиде Сергеевне, размазывая по маленькой груди Терентьевой малиновую губную помаду.
Идиллию нарушил эпизод, чуть не сломавший будущую карьеру Терентьевой. Аспиранты решили отпраздновать конец обучения. В Москве стоял знойный июль. Компания отправилась прогулочным теплоходом на Клязьму.
Подмосковное водохранилище имело множество островков, пароходик пристал к одному из них. По кучам золы вперемешку с обуглившимися бревнами, битым стеклом и пустыми жестянками от консервов легко определялось излюбленное место отдыхающих москвичей. Терентьева с омерзением обошла загаженный островок, сняла за кустиками платье-сарафанчик и, подняв кулек с платьем и босоножками в руке, поплыла к соседнему островку. Плавала Зинаида Сергеевна хорошо, поскольку ее родной городишко стоял на Оке. Подплыв к острову, она осторожно вышла и огляделась. Островок оказался необитаем. Зинаида Сергеевна исследовала его по кругу и, убедившись, что одна, сняла купальник и улеглась загорать. Она задремала и проснулась оттого, что над ней нависла тень. Открыв глаза, аспирантка обнаружила огромного мужика, который стоял над ней, широко расставив ноги. В руках пришелец держал маску для подводного плаванья, поэтому спрашивать незнакомца, как он "сюда попал, смысла не имело. Терентьева хотела прикрыть себя купальником, но, укладываясь, она сняла свои очки-линзы и не видела, куда купальник положила. Подводник опустился на колени и погладил мокрые волосы Зинаиды Сергеевны. Терентьева замерла. Тогда он взял ее за плечи, приподнял и впился губами в ее губы. Потом она почувствовала тяжесть и боль. Зинаиде казалось, что сейчас кости ее хрустнут и она рассыплется. Но вдруг вместе с этой тяжестью и болью к ней пришло новое ощущение, и Зинаида поняла, что она ждала это ощущение много лет.
